Перед нашей организацией все время остро стоял вопрос о литературе. Требование на марксистскую литературу как со стороны рабочих, так и со стороны интеллигенции росло чрезвычайно. Мы по мере сил удовлетворяли эту жгучую потребность разными способами.
Первый способ -- это рукописное размножение. Переписывались брошюры и целые книги очень усердно как членами организации, так и сочувствующими студентами, курсистками, рабочими. Рабочими был привлечен к переписке даже один городовой. Много переписывал бывший волостной писарь Буканов, владевший прекрасным почерком. Но, конечно, при помощи рукописи копирование шло медленно и давало небольшие результаты.
Второй способ -- это пишущая машинка. Добыть такую машинку было тогда не так просто. Нужны были деньги и разрешение, которое давалось учреждениям или особо благонамеренным лицам. Каким-то путем организация все же приобрела машинку. Мокроусова-Карпузи писала на ней очень усердно и подготовляла материал для гектографа, а то и просто переписывала некоторые брошюры в нескольких экземплярах. Но много ли могла дать одна машинка?
Третий способ -- это гектографирование. Приходилось этим заняться как руководящим членам организации (Спонти, Лядов), так и прибегать к помощи сочувствующих студентов и курсисток. Рабочий Е. И. Немчинов имел свой гектограф и на нем размножал свои произведения. Но гектограф давал тридцать-сорок копий и то не всегда хороших, но завести его было сравнительно все же легко и на нем издавались наши листовки и небольшие брошюры. Впоследствии, уже после моего ареста, были изданы на гектографе и более крупные вещи: "Эрфуртская программа", "Беседы", "Ткачи" Гауптмана и отдельные главы из сочинения Бебеля "Женщина и социализм".
Четвертый способ -- получение литературы из-за границы и заказ литературы за границей. С этим способом дело обстояло также не очень благополучно. Получить небольшой транспорт пуда в полтора-два через Вильно было очень нелегко. За полтора года наша организация получила три-четыре таких транспорта, но один провалился на следующую ночь после прибытия, о чем я уже рассказывал, в другом оказалась почти сплошь народовольческая литература. Кроме того, надо сказать, что группа "Освобождение труда" издавала очень мало популярных брошюр, годных для широкого распространения среди рабочих. Приходилось посылать свои брошюры для напечатания. Как раз весной этого года мы послали совершенно переделанную с польского, вернее, заново написанную на основании русских материалов, брошюру "Рабочий день"; она вернулась напечатанной через Вильно месяцев через восемь, уже после моего ареста. В феврале 1895 года еще три брошюры -- "Что должен знать и помнить каждый рабочий", "Рабочая революция" и "Брюссельский конгресс" -- отвез за границу Спонти, но они были получены в Москве только почти через год, уже после провала нашей организации, нашими преемниками.
Так неважно обстояло дело у нас с литературой, нужда в которой, повторяю, была очень напряженной. При этих условиях мы мечтали о постановке хотя бы небольшой типографии я о приобретении только что изобретенного тогда мимеографа. Еще летом Лядов ездил в Нижний и привез оттуда около пуда шрифта. Но для шрифта надо сделать рамку, валик, надо достать типографскую краску. Во всем этом мы были совершенно неопытны. Я обратился к моим знакомым народовольцам, Оленину и Захлыстову, с которыми познакомился через С. Н. Прокоповича, бывшего тогда не то народовольцем, не то народоправцем. Они были полуинтеллигенты, пошедшие в народ, держали маленькую слесарную мастерскую, в которой вдвоем работали. Они мне обещали оборудовать маленькую ручную типографию. С этим делом тянули два-три месяца, откладывая под всякими предлогами окончание заказа. Я стал подозревать, что они решили присвоить этот шрифт для своих целей, и, действительно, они в конце октября напечатали нашим шрифтом прокламации на смерть Александра III {Эта прокламация перепечатана в книге "Литература Московского рабочего союза", стр. 175.}. Узнав об этом, я устроил им большой скандал, в результате которого они отдали мне принадлежности для типографии. Но куда их поставить? Устроить подпольную типографию в Москве при наших возможностях было чрезвычайно трудно. Надо иметь отдельную, хорошо изолированную от соседей квартиру и надежных и "чистых" (в смысле охранного наблюдения) людей. А где их взять? Надо немало средств, которых у нас не было. Вывел из затруднения на первый раз Спонти. Он жил в маленьком мезонине во дворе большого двора на Черногрязской-Садовой, близ Курского вокзала. Он решил поставить эту типографию у себя и самому работать. Конечно, это было неосторожко: у него было много связей с рабочими, и он легко мог попасть под наблюдение, если уже не попал. Но другого выхода тогда не было. Он начал работать.
Свободное копирование
