Это и есть война...

 Из заявления Советского правительства 22 июня 1941 года:
 
 '...Сегодня в 4 часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие.
 Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. И в свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение , пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу...
 Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами '.
 
 Отечественная война... Все сразу перевернулось в этом мире. До Сегежи еще не доносились залпы орудий , мы еще не слышали взрывов бомб , мы еще не видели ни одного убитого , ни одного раненого , но тревожное ожидание поселилось в каждой квартире .
 Началась мобилизация . Молодые зэки и вольняшки призывались в армию. И полились слезы - вечный спутник любой мобилизации . Плакали матери , отправляя детей на фронт. Плакали жены , провожая мужей. Утирали слезы невесты , которые не успели стать женами , - в страшном предчувствии , что видят своих нареченных в последний раз.
 Зэки-уголовники , - и такие жили в нашем подъезде на ссыльных хлебах - только усмехались и подмигивали бабонькам , враз освободившимся от своих мужей . Зэки-политики с серьезным видом ботали по фене - то есть вели разговоры - о перепитиях первых горестных дней войны и обсуждали свои шансы попасть на кровавую бойню.
 Мать и в хорошие дни не скупилась на слезы , а тут - глаза не просыхали : каждый день кто-нибудь из отцовых друзей приходил прощаться. Приходил в форме , остриженный под нулевку, не похожие на себя.
 Пришел прощаться и Васнецов . Дядя Сережа. Мать увидела его в форме , ойкнула и беспомощно посмотрела на меня . Я вышел . Через несколько минут показался и Васнецов . Подошел ко мне , погладил волосы. В голосе - дрожь . Такой большой , и... боится! На войну священную , победную идти - боится? Чего там бояться: от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!
 - Береги маму, Максимушка . Береги , она у тебя хорошая ...
 Заплакал , - взрослый , а слезы льет , как девчонка какая! - и ушел. И мне на минуточку стало страшно , очень страшно - не привык я , когда взрослые дяди плачут и не скрывают слёз .
 Война родила очереди , хотя нехватки еще ни в чем не ощущалось . Самая длиннющая очередь , - за газетами . Брали пачками , все подряд - от обязательной 'Правды' до 'Сегежского бумажника'. Тут же прочитывали самое главное .
 - Скоро сомнём гадов !
 - Наколотили фрицев целый штабель ! Читайте , читайте вот тут...
 - Здорово ! Они лезут , а их - бьют !
 - Ах , зачем мне эти фрицевские тысячи ? У меня - один . Понимаете , один сын , и его убили . Убили , и его больше не будет никогда . Понимаете ?
 Понимали . Вздыхали . У каждого и у каждой были свои - единственные , неповторимые .
 Я не помню , чтобы мама в мирной жизни интересовалась газетами , а тут часами просиживала , вчитываясь в строки , вылавливая сообщения с Ленинградского фронта . Там , по ее расчетам и женской интуиции , находился Васнецов.
 - Ох , Сережа , Сережа , - покачивала головою мать , - знаю его , ох как хорошо знаю - жизни своей не пожалеет .
 Я злюсь , что она не вспоминает об отце. Говорю с вызовом :
 - От папы ни единного письма.
 - Что с ним сделается , - вздыхает она , - в действующую армию его не отправят , он же раненый-перераненый . Будет себе обучать необстрелянных допризывниюв - это не опасно .
 Да как она может так говорить ?! Папа все равно прорвется на фронт ! Он не станет отсиживаться в тылу ! Его и на финскую не хотели брать , а он все равно своего добился .
 - Ты не любишь папу !
 - Максим !
 - Ты его совсем не жалеешь !
 - Максим !
 - Ты обнималась с Васнецовым. Папа воевал с белофиннами , а ты... обнималась. Сам видел.
 - Что ж ты тогда отцу не сказал ? Он же тебя спрашивал . Я не учила тебя врать .
 - Не знаю . Папу жалко стало...
 - А то мне не жалко , - всхлипнула мать , -может , из-за этой проклятущей жалости я всю жизнь свою перековеркала. Мал еще , чтобы судить меня . Всех мне жалко ! И... его жалко .
 - Какой ты противный ! Зачем мучаешь мамочку ? - сестра Валька бросилась матери на шею. - Нехороший он, мама !
 Но я на нее никакого внимания : что она понимает ? Мелюзга !
 - Васнецова тебе жалко ? - это я своей маме .
 - Дядю Сережу тоже жалко . Дяде Сереже сейчас трудно приходится . Папе легче - он в тылу допризывников обучае т.
 Явно с маминых слов поет девчонка противная !
 Мы не знали , мы тогда многого не знали . Не знали о резолюции Калинина на папином заявлении , не знали , что он отправлен в штрафной батальон и что под Смоленском завершится его жизненный путь... Все это мы узнали значительно позже .
 
 Занятия в школе начались вовремя . Я пошел в третий класс . Перед каждым уроком Павел Ефимович зачитывал сводки с фронтов... Так прошел месяц , а через месяц в класс вошла незнакомая учительница - ее привел Павел Ефимович. Привел и сказал , чтобы мы ее слушались так же , как его. И при этом почему-то посмотрел на меня . А когда он возвратится с войны , когда переломят хребет проклятому фашизму , то вновь вернется в наш краснознаменный класс. И сказал фразу, в значении которой мы разобрались куда позже:
 - Я сделаю все , родные мои , чтобы вы за это время не успели вырасти...
 Милый Павел Ефимович , он мечтал довести нас до пятого класса !
 
 А еще через месяц новая учительница , к которой мы до сих пор не могли привыкнуть , вошла в класс с газетой и , не поздоровавшись , начала читать :
 'За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом доблесть и мужество наградить орденом Красного Знамени полкового комиссара Синельникова Павла Ефимовича..'
 Комиссара ! Значит , увенчались успехом его многочисленные заявления в соответствующие органы! Значит , дошли письма до Клима Ворошилова , личные письма гражданина-заключенного к товарищу-наркому ! Значит , сняли судимость и вернули партбилет члена ВКП(б)!? Значит - сняли , значит - вернули !
 Мы закричали : 'Ур-ра!' Мы знали : наш учитель задаст жару фашистам . Война еще только началась , а уже - орден! А что будет в конце ? На груди места не хватит для орденов и медалей !
 Но почему учительница не радуется вместе с нами ? Отчего плачет ?
 -Мальчики... Девочки , миленькие... Павел Ефимович награжден посмертно . Убили Павла Ефимовича .
 Девчонки заревели в голос . Не выдержали и мальчишки - захлюпали носами .
 Пришел директор , осторожно протиснулся к столу , взял газету . Прочитал молча , потер глаза.
 - Как же так, а ? - он растерянно развел руками . - Как же так?
 Он посмотрел на присмиревший класс , вытащил из кармана портсигар , достал 'беломорину' - папиросы были такие , с намеком , 'Беломорканал' - хотел закурить , но не закурил , скомкал папиросу , сунул снова в карман.
 - Как же так? Всю гражданскую откомиссарил, и... ничего .
 Он взглянул на Олежку Синельникова , который вдруг остался круглым сиротой , сквозь дверной проем увидел запруженный коридор , заплаканные лица .
 - Делать-то что будем , а?
 Олег поймал на себе беспомощный директорский взгляд . Встал . В глазах - ни слезинки . Только лицо странно серое и губы синие - словно прикушенные . Сказал жестко :
 - Я знаю, что делать . Мстить за отца . Клянусь отомстить за отца !
 Завуч наклонилась к директору.
 - Да , да , - закивал головою директор , - занятий сегодня не будет. - А ты , ты останься , Олег...
 Вскоре в школу прибыли документы , фотографии и личные вещи Павла Ефимовича с просьбой передать их жене или родственникам .
 Но жену Синельникова никто никогда не видел , родственников - тоже , а сына уже не было в Сегеже : Олега увезли далеко отсюда . В детдом . Там , где должен был находиться детдом , теперь были немцы .
 Документы закрыли в сейф , а фотографию Павла Ефимовича увеличили до размеров портрета и вывесили в актовом зале .
 А через неделю - еще одна похоронка : погиб дядя Сережа . Сергей Иванович Васнецов .
 Тетя Клава несколько дней отпаивала и отхаживала маму. В квартире стоял стойкий запах валерианы - сердечных капель . Говорила , что нельзя так распускаться , говорила , что у нее дети и что прежде всего о них думать надо - говорила все слова , какие может сказать женщина женщине...
 - Очнись , очнись , Бэлка!..
 
 Пишу сейчас эти строки и вижу себя маленьким и беззащитным. Мне тоже жалко дядю Сережу. Чего уж там темнить , я часто сравнивал его со своим отцом . И если б у меня не было собственного , как у Каны Жабрун , то я бы выбрал Васнецов а.
 Хочу вырваться из сегодняшнего дня и снова очутиться в том , страшном. Очутиться и закричат ь:
 - Не надо оплакивать живого ! Жив дядя Сережа - Сергеи Иванович Васнецов ! Жив ! Не плачь , мамочка ! Васнецов еще встретится с нами ! Не смерть , а другая судьба у Васнецова. И не виноват он , что его 'смертный паспорт' попал к санитарам . А в паспорте том указан адрес любимого человека. Твой адрес , мамочка!
 Но это ты и без меня узнаешь. Потом . После войны...