С середины марта 1992 года начался обстрел левого берега Днестра молдавской артиллерией. После обстрела, Молдавия объявила о перемирии и потребовала у приднестровских гвардейцев и прочих формирований сложить оружие, однако руководство ПМР категорически отказалось.
Президент Приднестровья Игорь Смирнов ввёл чрезвычайное положение. 17 марта военные действия возобновились. Начались артиллерийские обстрелы Дубоссар и Григориополя.
28 марта молдавский президент Мирча Снегур издал указ об объявлении чрезвычайного положения на всей территории страны, предусматривающий также разоружение приднестровских и гагаузских вооружённых формирований (именуемых «бандитскими») и арест «государственных преступников».
В ответ, Игорь Смирнов ввёл комендантский час и объявил призыв волонтёров.
1 апреля в Бендеры вошла молдавская полиция в сопровождении двух БТР-70 и попыталась разоружить приднестровских гвардейцев. Гвардейцы оказали сопротивление, развязался бой. Под перекрёстный огонь попал автобус с работницами хлопкопрядильной фабрики, одна из женщин была убита, ещё несколько гражданских лиц были ранены. Кроме того, потери понесли полицейские и гвардейцы.
На юге Приднестровья, в Слободзейском районе, активизировалась террористическая группа «Пион» Илие Илашку, созданная министром национальной безопасности Молдовы по прямому указанию Мирчи Снегура.
Они отметились зверской расправой с председателей Слободзейского райсовета Николаем Ивановичем Остапенко и заместителем председателя районного ОСТК Александром Давыдовичем Гусаром.
Группа Илие Илашку, совершившая несколько политических убийств приднестровских местных лидеров, была поймана спецслужбами ПМР. Состоялся суд, приговоривший главаря к расстрелу, позже замененному пожизненным заключением.
Я помню, как в российских, «демократических» СМИ шумели о нем, как о жертве приднестровских сепаратистов и активно боролись за освобождение из тюрьмы «демократа» Илашку.
С марта по апрель 1992 года в молдавскую армию было призвано около 18 тысяч резервистов, однако, многие призывники уклонялись от мобилизации.
Иначе обстояли дела в ПМР. Мой племянник, Константин Москвич в первый же день организации ополчения добровольцем ушел воевать под Дубоссары. Ни плач жены, что он может погибнуть, оставив вдову с двумя малыми детьми, ни уговоры матери не помогли.
«Я мужчина и должен защищать семью и свой народ. Иначе, себя не буду уважать», - сказал он на причитания матери.
Сестра рассказывала мне, как во время проводов ополченцев на передовую, обратила внимание на рыдающую молодую женщину с младенцем на руках.
«На кого ты нас оставляешь, живем в общежитии, ни родных не знакомых!», - причитала она, обращаясь к парню, не старше 22 лет. «Извини меня, я не могу иначе!», - рефреном повторял ей молодой отец.
Вскоре раздалась команда строиться. Парень, уже стоя в строю, взял на руки ребенка, чтобы его поцеловать. А юная мать, рассчитывающая, что с ребенком он в строю идти не сможет, метнулась в сторону и скрылась в толпе.
Но тут же нашлась женщина, которая взяла ребёнка и заверила, что вернёт его матери. А парень, с навернувшимися слезами, пошел в колонне добровольцев.
В этот же день 14 тысячам рабочих было выдано оружие. По приказу приднестровского командования были взорваны мосты через Днестр у Криулян и села Бычок. Была организована оборона плотины Дубоссарской электростанции и Рыбницкого моста.
Батальон добровольцев, с которыми ушёл мой племянник, держал оборону под Дубоссарами, окопавшись вдоль дороги Тирасполь – Дубоссары. Потом их перебросили оборонять высоту, на смену ополченцам-болгарам из села Парканы.
Противник занял позиции в окопах в пределах видимости, у водокачки и, развалин двухэтажного дома. А в соседней лесопосадке зрела первая черешня, за которой охотно лазили и молдавские полицейские, и ополченцы из Приднестровья.
Социальные мотивы вражды Молдавии и Приднестровья по сути дела отсутствовали. Молдавские военные зачастую вели боевые действия неохотно.
Костя рассказывал, что присутствовал, при телефонном разговоре, командира молдавского подразделения, с командиром ополченцев о том, что румынские националисты этой ночью собираются идти в атаку на позицию приднестровцев.
Две недели позиционной окопной войны, с постоянными минометными обстрелами, под прицелом снайперов, занявших позиции в башне водокачки, провёл мой племянник Костя Москвич. К моменту, когда их взвод заменили, отправив на недельный отпуск, двух его знакомых убило.
Но страшнее смерти, происходящей на глазах, были доходящие до бойцов слухи о зверствах молдавских националистов:
«В подвале одного из дубоссарских домов бандиты изнасиловали и убили десятилетнюю Таню Гацкан и тринадцатилетнюю Таню Бондарец. Там же замучили Ольгу Дорофееву.
Семью Александра Мунтяна уничтожили всю. В их же собственном доме. Мать и двух дочерей насиловали в разных комнатах. Самого Александра убили выстрелом в висок. Потом дом взорвали. Всех погребло под обломками.
У Бендер, в персиковом саду, нашли пятерых. Все – со связанными руками. Все – убиты в упор. Сергей Красутский был захвачен полицией, когда возвращался домой. На его теле выжгли каленым железом латинскую букву «V» (виктория, победа), спину разрисовали паяльной лампой, выдавили глаза.
Труп Михаила Заводчикова был найден в таком же состоянии. Борис Беженарь вышел из дому и не вернулся. Нашли его со следами страшных пыток. Ополченцу Брагарчуку разрубили голову. Другого ополченца, Полякова, подвесили на дереве за челюсть».
Страшный факт описывает в своей публикации журналист Ефим Бершин: «Сергей Величко возвращался с беременной женой на автомобиле из Рыбницы. Где-то возле села Роги их остановили вооруженные люди. Узнав, что Сергей – из Дубоссар, они его вначале жестоко избили. Этого показалось мало.
Тогда, еще живому, выкололи глаз, отрезали пальцы рук и половые органы. И этим не насытились. Решили устроить из Сергея костер. Облили бензином и подожгли. Потом останки засунули в целлофановый мешок и прикопали за кустом. Беременную жену раздели, изнасиловали и оставили на дороге, повесив на грудь гранату.
Журналист Ефим Бершин оказался свидетелем завершение трагедии с вдовой Сергея Величко: «Когда я выглянул, то вначале ничего не понял и не увидел. Только светлое пятно, медленно двигающееся со стороны Днестра. Когда пятно приблизилось, оказалось, что это – женщина.
Абсолютно голая и ослепительно, неестественно белая. Высоко задрав безумную голову, она медленно и отрешенно шла по траве к нашим окопам. Ее связанные в запястьях руки безвольно лежали на огромном животе. Было очевидно, что она беременна.
Когда она прошла еще метров двадцать, я разглядел, что на грубой переброшенной через голову веревке, свисая чуть ниже уже налитых молоком сосков, болтается какой-то черный предмет.
– Граната! – выдохнул кто-то. – Сейчас рванет!
… Дорога начиналась рядом, немного правее от нас – за деревьями и кустарниками, но женщина ее не видела. Она вообще ничего не видела. Она шла через поле с широко раскрытыми глазами, в которых ничего не отражалось. Даже боль. Она была по ту сторону боли».