Экзамены в МХАТ
В Москву! В Москву, где живет моя мама. В Москву, в Москву, где есть Художественный театр, где зацветает "Вишневый сад", где все машут платками от умиления и где нет аплодисментов. В Москву! В Москву! Где "Три сестры" будут жадными глазами читать о Москве, и, не дождавшись их приезда и обогнавши их, молодой человек въезжает в Москву.
Преждевременно было решать, что ждет молодого человека в Москве. Его мать жила в маленькой комнате; после многих лет разлуки они наконец встретились.
Скорей на улицу, где Кузнецкий мост и тот подъезд, куда он ходил с матерью смотреть таких незабываемых актеров, где "чайка" на билетах и на занавесе, та "Чайка", которую он ставил в школе в Нижнем Новгороде.
Еще раз пройтись по мостовой мимо книжных магазинов и киосков с газетами, заглянуть в окошечко кассы... И, может быть, пройдет мимо, на репетицию в театр, К. С. Станиславский. Может быть, ждут молодого человека какие-нибудь приключения, может быть, произойдет что-нибудь невероятное, например, он станет актером Художественного театра. Москва! Москва! Театральная площадь — на месте. Малый театр! И все незнакомо, как во сне, вопреки здравому смыслу.
Романтика Москвы с ее взвивающимися в один час занавесами волновала всех нас, мечтавших о театре. Предшественники — академические театры — играли "Горе от ума". Там доживали свою блестящую эпоху великие старики, доигрывая свои шедевры в новой, еще неизвестной им обстановке среди непривычных исканий, "новых путей" и безумных "дерзаний".
В те годы по улицам Москвы ходили стада экспансивных молодых людей и молодых девушек от искусства. Они искали, дерзали, метались, чаяли, надеялись, стремились, уповали, падали духом и падали в обморок. В столах хранились томики И. Северянина и К. Бальмонта с высохшими цветами между страниц и письмами от молодых людей, которые тоже дерзали, искали, метались и спотыкались о тот порог, на который вступила новая страна.
Не было семей ни Монтекки, ни Капулетти, но были Ромео и Джульетты на Тверской, на Садовой, на Плющихе. Всюду разбивались сердца, как в театре, — это и означало, что если нет трагедии, то надо ее создать.
Бледнолицые Джульетты шли в театр играть на балконе Джульетту. Но зоркие глаза Е. Б. Вахтангова повергали их в прах, и от Джульетты не оставалось и следа и ни капли пороха в ее тщедушной пороховнице.
В театр нужно идти сильным душой и сердцем — и замирала птичья головка и уходила к своим столикам с Бальмонтами.
Великий отбор сильных и смелых вступил в свои права.
Нужно было слушать, идти навстречу, стоять насмерть, не отступать, а главное, где-то в тайниках сердца соответствовать времени по приметам неуловимым. Соответствовать тем, кто воевал, умирал, боролся и победил в незабываемые дни Великого Октября.
— Где берег, где причал? — спрашивал себя один из экспансивных молодых людей, рыская в поисках своего театра. — Где та волшебная страна, в которой все меняется, все чарует, ослепляет, потрясает, звучит незабываемыми голосами? Где все так зыбко, но в то же время крепче, нагляднее, устойчивее, неколебимее той комнатки, где он почует.
Где берег? Где причал? Где та лодка из детства среди камышей, в которой можно читать монолог Гамлета и смотреть на небо до первой звезды?.. Откуда придет тот берег, тот причал? Из книги ли, из детских мечтаний о первой роли, из песни ли, из стиха? Все тихо на широкой воде, и только огни бакенов и барок освещают путь на Волге. Эти манящие огни не есть ли тот театр, не есть ли та декорация, и не здесь ли бросается с обрыва Катерина в "Грозе"?..
Маме было трудно накормить почти волкодава. Но чего не могут мамы? Они все могут. И она кормила.
Тут вскоре я доказал ей свою породистость — меня действительно приняли в школу Художественного театра. Я начал носить в зубах пайки из школы, и ей стало легче. Она примирилась, что я не пошел в университет, что я не буду юристом, и стала даже гордиться мной.
Она думала, что я буду неплохой защитник, судя по моим письмам из Нижнего, где я ловко защищал неизменную, равную бесконечности, двойку по математике.
— Но экзамен, экзамен? — спросят меня. — Расскажите о своем экзамене к Станиславскому... Мы знаем, вы писали об экзамене еще в двадцать третьем году. Помните, вы читали? Я тогда была молода, и вы были совсем юны и не знамениты. Как вы изменились! Как постарели! Вот ведь как время летит, у меня почти такой же сын, почти юноша. Правда, не похож на вас, но тоже хочет читать.
— Читать? — переспрошу я. — Это хорошо!
— А знаете, — скажу я, — у меня много сыновей, как посмотреть вокруг. И все не мои. И, странно, все хотят читать.
Все идет своим чередом: дети растут, я воспитываю.
... Хотите, дети мои, я расскажу вам сказку, как я держал экзамен в Художественный театр?