Опубликовано 27 апреля 2018 года. Письмо 25
Надо понимать, что твоя или моя группа - образование возрастное. Ты проводишь группу, в которой большинство имеет возраст 10-13 лет. Почему? К десяти годам приходит понимание себя в мире, масштабирование себя в социуме. Приходит оно чаще в виде озарения, когда горизонты бытия вдруг мысленно и чувственно расширяются, и ты из человека своей избы, хаты, квартиры, семьи вдруг сам для себя вырастаешь в человека своей улицы, города, страны, а то и Планеты. Ростки этого озарения появляются уже лет в восемь. В девять они становятся внятными, и ты существуешь уже как собственное предчувствие значимого существа, способного не только к познанию мира и приспособлению к нему, но и к изменению познанного, к созданию мира своего. В десять лет ты начинаешь кучковаться со сверстниками, обмениваясь знаниями возможных изменений и всячески сигналя о своей готовности примкнуть к стае, с которой тебе по пути. К одиннадцати годам поиск сообщества становится доминантой, иногда мучительной: ты готов многим пожертвовать для своей стаи, иногда и самим собой и, если стая не появилась или не приняла тебя, ты испытываешь тяжкие страдания. В древности таких подростков отрекали от дома (отрок) и гнали вон - пусть там ищут своё - как дети они уже не дети, но и трудиться как взрослые еще не способны.
В этом месте, в этом периоде жизни и существует твоя группа. Это её или подобную ей ищет одинокий и враз одичавший в родной колыбели подросток. Колыбелька уже мала ему, она выталкивает его или уродует, как прокрустово ложе. Между детством и юностью лежит твоя страна. Именно она закрывает собой дыру отрочества, становится мостом над пропастью первобытного группобразования, над охлосом и криминалом, над ужасом Повелителя мух.В двенадцать лет быть без группы немыслимо, болезненно и опасно. Это будет значить, что человечество не приняло тебя в свои ряды, хоть какие-нибудь, что ты родился зря и существуешь в мире только по оплошности родителей. Ты - ноль, ты - никто. А на очереди - твои тринадцать лет, когда ты несешь в себе собственное предчувствие отца, главы семейства, на которого можно опереться. Четырнадцать - время ухода из группы, если ты в ней был. Ты уже многое знаешь, многое умеешь и можешь сам. Ты состоялся как человек, как мужчина. Все твои устремления оборачиваются к поиску надежной пары - это и есть первое в жизни естественное планирование судьбы.
Уход из группы должен сопровождаться самым естественным хлопаньем дверью, а то и отталкиванием от того, из чего вырос, ногами. Так в онтогенезе, и каждый раз ты должен думать как это взаимно смягчить. Он уходит создавать свой очаг, "огонь племени" уже померк для него, и это нужно понимать и уважать. Мы с тобой - временные для них. Как очень нужные когда-то игрушки, как курточка, из которой безнадёжно вырос. Никакой грусти в этом нет, дружище. Новые 9-10-летние приходят и занимают их место, исследуя через группу множество проверенных необходимых человеку навыков, умений и свойств. Выросшие уже проживут без группы, а этим она нужна как жизнь.
Младшеньких, которые рвутся в группу, бери. Лет с шести. Иметь в общинной детской куче младших братьев и сестер - хорошо. Они всегда дополнительно гуманизируют группу и очень часто получают своё удовольствие и свою пользу, а будущие отцы будут иметь навык общения с младшими, он очень им пригодится и станет вкладом группы в после последующее поколение. Формирование у ребенка самоощущения и мирочувствия, самооценки и её консоли более всего происходит без слов и образов - прямыми ощущениями, данными нами ему в приветствие. Называлось это "пе́стовать" ребенка, у меня дома где-то могла сохраниться старая книга с "пестушками" - набором ритмических звукосочетаний, похожих на междометья. Для мальчиков и девочек разного возраста существовали разные способы пестования и разные "пестушки". Ещё лет пять назад я слышал, как молодая женщина в автобусе рассказывала подруге про своего мужа: "Как с работы придет, руки помоет, но не ест, а маленького всё тетёкает и тетёкает". Пестует то есть. Даёт возможность ребенку радостно и совместно ощутить свой рост, вес, подвижность членов и удовольствие от неё, да и всё прочее содержание мира, которое ребенок несет в себе. В пестовании и "пестушках" нуждаются все, но особенно они необходимы ребятам с особенностями развития - параличами и парезами, проблемами опорно-двигательного аппарата, морфологическими аномалиями и разного рода неврозами. По сути, пестование смотрится как загово́р, но этих загово́ров можно на лету придумывать миллионы, и все они будут работать. Главное в этом деле не знание, а любовь, которая правильно выстроит ладонь взрослого, берущего руку ребенка, насытит тембр голоса теплыми и нужными тонами верно угадает ритмы, которые нуждаются в поддержке в организме ребенка.
Ребенок должен быть не только выкормлен, воспитан и обучен, он должен быть вы́пестован. Только в этом случае он самоутверждён, знает себя и владеет телом и волей. А для ребенка, который еще не говорит, пестование - вообще единственная возможность взаимодействия с внешним миром.
Пестовать нужно всегда, пока не сольется он, выросший в прикосновениях любви, со своей парой в брачном танце; только тогда "пестушки" останутся в прошлом, но он тут же вспомнит их и включится в этот вид жизнетворчества когда у него родится ребенок.
Я умею пестовать. Сумеешь и ты, когда захочешь. Увидишь, как малыш улыбается тебе, услышишь, как он говорит с тобой, отвечая на ритмы и звуки. Это восторг, попробуй, но не бери его пальцами, только ладонью. С конца 60-х годов я вижу всё больше не выпестованных людей. Это не просто грустно и экономически невыгодно, это - опасно. Черствость, эгоизм, неблагодарность, криминальный эгоцентризм, всякого рода отмороженность, агрессивность и так далее - результаты отсутствия пестования, живых колыбельных песен и самого низкого расположения ребенка на социальной лестнице. Оставшись в прошлом, как забытое величайшее проявление народного педагогического творчества, пестование не возродится там, где все родительские обязанности выполняет робот-тренажёр, электронная няня и компьютер. Человеку, чтобы быть человеком, нужен человек. Совсем неплохо, когда твой папашка ориентируется в лесу, умеет взобраться на гору, разжечь костёр и сделать маме удобную сиделку даже у самого временного очага. Всё это я рассказал про "домашних" детей.
У интернированных (детдом, интернат и т.п.) всё по-другому. Они принудительно живут в сообществе - жестком и жестоком, зверином, первобытном. Искорёжено и затоптано их течение детства. Порядок детства должен быть свят.
Шестой интернат. Комарик написал слово "малина" с двумя "л".
- Андрюша, - говорю я. - Малина пишется с одним "л".
- Нет, - уверенно говорит Комарик. - Так вкуснее.
Он улыбается, слегка запрокидывает голову. Значит сейчас сморщит нос и будет хохотать. "Маллину" мы ели летом в лесу, её было так много, что в середине малинника явно должен был прятаться медведь.
Комарик уже сморщил нос и хохочет. Он всегда так хорошо хохочет, что все смеются вместе с ним, и я тоже. Андрюшка Комаров выживет в интернате - сохранит душу. Тот, кто умеет так смеяться, обязательно выживет в интернате. Надо только заботиться о том, чтобы ему хоть пару раз в неделю было смешно. Секунду мы с ним смотрим друг на друга, и нас обоих схватывает хохотом, сквозь который трудно вдохнуть воздух. Мы выживем в интернате.
(2018)
(c) Юрий Устинов
Свободное копирование
