Нависшая над всеми Олимпиада 1980 года в Москве опять прорвала над нами канализацию, я снова исчез, причем - своим ходом, без насилия надо мной - других выходов не оставалось, а этот был неизбежным - возле дома всё время дежурил "чумовоз".
Провала в деятельности группы, однако, не случилось, - она жила и работала сама, дожидаясь лучших времён, а ко мне в подвальное дурдомовское окно минимум раз в неделю заглядывали родные ребячьи морды, я и сейчас помню их в этой небольшой форточке, как они пролезали через заборы и охрану - до сих пор не знаю.
Тропа всегда была возрастной, расположенной на пороге юности. Когда я вернулся, ребятам и девчонкам было уже по 15-16 лет, а притока новичков не было. Взяться им было неоткуда. К тому же я за время отсутствия потерял стереоскопию и цветность мира, перестал различать его запахи и вкусы, плоская одномерность бытия одолела меня, а группа жила во мне где-то под спудом памяти, не вызывая никаких свежих эмоций.
Лена Чебан позвонила неожиданно и сказала:
- Завтра тебе принесут билет на самолет, послезавтра у тебя концерт в Новосибирске, встречать тебя в аэропорту будут детдомовские.
- С чего это всё, Лена? - удивился я. - Что за такая затея?
- Не твоё дело, - сказала Чеба. - Послезавтра чтобы был здесь.
Я пожал плечами и положил трубку. На следующий день курьер-разносчик принёс авиабилет до Новосибирска. Через день я полетел, взяв гитару. Уж петь так петь, сказал Котенок...
Рейс немного задерживался, и я купил в буфете на последнюю денежку шесть миндальных пирожных - меня будут встречать какие-то детдомовские, наверное, дети.
Через пару часов полета что-то случилось с нашим 154-м. Он резко клюнул вниз, стал трястись и раскачиваться, какой-то бешеный вой несся вместо шума двигателей. Экипаж ничего нам не говорил, они все куда-то попрятались. Мы явно падали, люди паниковали, в ушах у меня давило и звенело как при перепадах давления, и я спокойно сидел закрыв глаза. Среди общего шума и вскриков раздался совсем детский но гневный голос:
- Папа! Когда же будут давать карамельки! Ты же сказал!
"Пирожные пропадают", вдруг осенило меня. Едва приоткрыв глаза, я засунул руку в сумку и стал поедать оттуда миндальные пирожные, одно за другим. Когда я надкусил шестое, самолет предательски выровнялся и стал набирать высоту. Гул прекратился. Чертыхнувшись, я доел и шестое пирожное, похожее на большое овсяное печенье. Мне стало нехорошо, оттого что прилечу я с пустыми руками. Собственная жизнь меня по-прежнему не интересовала.
Стайка ребятишек, человек 10 или 12, в одинаковых казенных детдомовских пальто ожидала меня у выхода с рейса. Лет им было по десять-двенадцать. Увидев мужика с гитарой, они тут же двинулись ко мне навстречу и окружили меня:
- Здравствуйте, - сказал я.
- Здравствуйте, - нестройно, но тепло сказали они. "Реакции на чужого" у них явно не было. Смотрели открыто, улыбались.
- Меня зовут Юра, - сказал я. - А вас?
- Детский дом номер один, - ответили они довольно стройно, а худенький хитролицый мальчик протянул мне руку и сказал:
- Петька.
- Здравствуй, Пётр, - сказал я, и пожал ему руку.
Тут же без суеты выстроилась небольшая очередь желающих лично представиться. Представились все, и я подумал, что хорошо бы запомнить имена - ошибаться в именах неправильно и неприлично.
- Вы одни? - спросил я, не видя вокруг ни одного взрослого, причастного к нашей встрече.
<продолжение пока не найдено>
(2018)
(c) Юрий Устинов
Свободное копирование
