Опубликовано 19 мая 2018 год. Отрывок 234
Совсем не последнюю роль в озверении людей играют агрессивные морды машин. Рикошетная агрессия складывается исподволь, как гора из песчинок. Она, агрессия, начинает жить своей жизнью и становится фоном. Она становится со-стоянием, и уже нехитрое дело пропаганды - использовать этот массив агрессии в своих (заданных ей) интересах. В бесчеловечном городе, среди бесчеловечной, подавляющей архитектуры бегут миллионы бесчеловечных машин, заряжая и заражая агрессией множественным рикошетом всё новых людей, включая дизайнеров авто. Это не снежный ком, это - лавина.
Детские площадки в городах уже не выглядят оазисами человечности, они безлики и безличностны, несмотря на яркую раскраску. А уж оазисов для взрослых и вовсе мало, - когда вся задача - принести себя на алтарь государства и там оставить. Зачем государству личность? Оно не понимает, что такое личность, и боится личности. Страна, общество воспринимаются правящей элитой как ее среда обслуживания. В эту же сферу попали и церковь, и образование, и культура, в целом. "Послушный" было синонимом "хороший" при Сталине, я помню. Потом от новороссийских гор к нам ворвался Павел Коган со своей "Бригантиной" и сказал: "Пьем за яростных, за непохожих".
Опять пора выпить за непохожих, но водка опять дорожает, а "Малагу" нам никто не нальёт. Мир потерял важнейшую для человечества интонацию - личностную. Быть самим собой? Нет, быть "как все". Ничтожество подавляющего большинства становится нормой и подавляет последние очаги личностного сопротивления. Сверхпроводимость зла в толпе из отдельных и разрозненных вспышек превратилась в государственную политику. Эти приступы ненависти теперь называются патриотизмом. Тушите свет, помолчим немного в тишине. Пусть оживут глаза на мертвых портретах.
Математик Фоменко подарил нам теорию поверхностей, и я не видел ничего более пригодного для моделирования совместимости в группе. Графические иллюстрации к теории Фоменко настолько поразили воображение, что снились по ночам, уже "обутые" в смыслы в динамическом портрете группы, в её пейзаже. Калейдоскоп сплетающихся фракталов уводил в подсознание группы, увлекал множеством неожиданных возможностей, открывал опасности и вершины взлёта. Вероятности превратились в закономерности, на фоне тогдашнего журнального откровения - матричной теории жизни Пушкина и Никифорова - складывались догадки, расшифровывать которые предстояло всю жизнь. Шел 67 год. Тонкую вязь Фоменковских сопрягающихся поверхностей готовились смять вступившие в Чехословакию советские танки. Потом знающие люди сказали, что матричную теорию арестовало КГБ, растворились в прошлом и стройные строки Фоменко. На горизонте времени замаячила "Физика Логоса" Сергея Чеснокова. А там было уже недалеко и до Шмелевского "Золотого сечения", и до "Философии взаимодействия" Иезуитова. Всё это готовило к прочтению книги Александра Дивинского "Ещё раз о рефлексотерапии". Она вышла в Алма-Ате маленьким тиражом. Автор не успел дописать её.
Остаюсь самим собой, не прогибаюсь ни разу, не изменяюсь ничуть. Весь мой мир - внутри меня. Он уйдет со мной, это нерентабельно, но выместить его в тетрадки не могу, не получается, не успеваю.
(2016)
(c) Юрий Устинов
Свободное копирование
