Почему я не стал генералом! - 189

Почему я не стал Генералом! - 4 глава - 19

 Глава – 19

 Но время шло, закончились и мои курсы кочегаров, мне опять делать нечего, тогда Начальник плеса предложил мне поработать машинистом на нашей затонской электростанции.

 Мы сейчас привыкли к электричеству, которое у нас в домах есть целые сутки и, что вырабатывается оно, где - то на тепловых и гидростанциях миллионами киловатт бесперебойно из часа в час, из года в год, а вот тогда, в те годы все обстояло далеко не так.

 Как правило, каждый населенный пункт, будь он малым или большим имел свою электростанцию, которая вырабатывала электроэнергию только для своих, городских, поселковых нужд.

 И очень часто электрический свет горел только до 12 часов ночи, а там электростанцию останавливали до утра.У нас в затоне была своя затонская плавучая электростанция.

 Это было просто деревянный паузок, внутри которого был установлен обычный паровой локомобиль П-2 мощностью в 38 л.с с большого чугунного моховика через длинный ремень от паровой, одноцилиндровой машин.

 Проводился в движение генератор переменного тока с возбудителем на одном валу типа С2 - 35.

 В обязанность машиниста входило: уход за котлом, машиной, он же был и одновременно и механик и кочегар этого локомобиля.

 Работало нас три машиниста, посменно, то - есть электроэнергию давали только для освещения, то в 12 часов ночи локомобиль останавливали до 6 утра, только слегка поддерживали в котле парок, то есть еле, еле, топили его дровами.

 Был на паузке и свой «капитан» - шкипер, в обязанность которого входило держать паузок на плаву - обкалывать вокруг него лед, а также отвечать за заготовку дров к локомобилю.

 Этот шкипер, был из бывших Зэков, при мне он уже считался вольнонаемным, и был старше меня где-то года на два, до этого отбывал он срок заключения по бытовой статье.

 Да просто где - то, когда - то «плохо лежало», а он взял это себе, ну и оказался в лагере на три года, да он и не обижался, что его якобы зря посадили, он считал сам, что не надо было брать (воровать) вот бы и не отбывал срок в лагере.

 Свои последние два года он отбывал в Совхозном лагере В. Сеймчан, так как Совхозный лагерь был в основном женский лагерь, мужчины там конечно были тоже Зэки, но для наиболее тяжелых физических работ: заготовки дров и так далее.

 В этом Совхозном лагере было не менее 200 - 250 женщин и не более 20 -25 мужчин Зэков.

 Так вот там в лагере, где он сидел, познакомился он с одной дивчиной, тоже Зэка, которая, как и он отбывала там свой срок отсидки, и тоже по бытовой статье.

 Только в лагерь, прибыла она позднее его, и ей еще оставалось что - то 1,5 года досиживать, а он когда освободился, устроился у нас в затоне, шкипером, в ожидание ее освобождения, так как «любовь не картошка не выбросишь в окошко».

 Думали ли они оба, что вот они сделают проступок, их посадят, привезут в Колымские лагеря, а здесь каждый из них найдет свою судьбу?

 Конечно, не думали, так уж странно порой складывается человеческая жизнь.

 Наш шкипер, «капитан» плавучей электростанции жил тут же, на паузке.

 В корме паузка у него была каюта, где всегда было тепло и уютно по колымски.

 Сюда же к нашей плавучей электростанции, свозили бревна лиственницы.

 Которые потом на циркулярной пиле, установленной на берегу, рядом с нами, распиливали на чурки и калачи на дрова, как для всего затонского поселка, а также и для электростанции, которая и являлась самым главным потребителем дров.

 Пилили, кололи дрова, конечно Зэки, из нашего лагеря.

 Три человека, подтаскивали тяжелые бревна лиственниц под циркулярку и отпилив чурбан, снова перемещали бревно для следующий чурки и все это конечно в ручную, без лебедок и тракторов, так как каждый Зэк, сам себе трактор.

 Конечно, работа была очень тяжелая и все время на морозе, независимо какая температура воздуха, то - ли – 10 градусов, то - ли – 50 градусов все ровно пилить и колоть надо.

 Как правило, на этой работе находились крепкие, физически здоровые, сильные парни.

 Тут вновь я встретился с Федей Осадчим и Жоркой Образцовым, наши кочегары с ДС- 1 мужики они были сильные, так что работали играючи.

 Лишь время от времени, забегая по трапу к нам погреться, если было уж от мороза, невтерпеж.

 Когда термометр показывал за - 50 градусов с гаком, под -60 градусов, да даже и больше -60 градусов, как это было в эту зиму, но самое удивительное то, что этот мороз даже не чувствуешь, если нет ветра, а его, в такие морозяки и не бывает.

 Стоит полная тишина, только звучно скрипит снег, когда идешь, да потрескивают деревья и бревна домов, а идти надо тихонько, спокойно, а иначе в момент отморозишь нос, щеки, уши и даже не заметишь, когда они и станут бело - желтые.

 Кроме шкипера, дежурного машиниста, дежурили и два электрика, днем и вечером.

 На электростанции фактически жил электросварщик Зэка, звали его Михаил Моисеев, был он белый как снег, я имею в виду его шевелюру, которая хотя и была вьющаяся, но совершенно седая, а лет ему было отроду, что - то 35 - 36, а может быть и меньше.

 Знал я, что он сидит по 58 статье, то - есть враг народа и сидеть ему 15 лет если считать с 1937 года, когда он был объявлен врагом народа.

 Я сказал, что он фактически жил на электростанции и это было правда так, так как в лагерь наш в затонский, он не ходил, не ходил и в Совхозный лагерь, жил вроде сам по себе.

 Когда нужна где - либо была электросварка то или приносили детали к нам на электростанцию, или приходили за ним и он со своей сварочной аппаратурой выезжал куда требовалось.

 Даже увозили его на другие объекты, где необходимо было варить паровые котлы или ответственные сварочные работы, дня на 3 - 4, а то и больше.

 Меня, конечно, заинтересовало его такое привилегированное положение по сравнению с другими Зэками.

 Особенно с Зэками по 58 статье, которые вообще были на особом учете, а тут живет Зэка, и в лагерь не ходит, ну не совсем не ходит, так как иногда все же он на обед ходил или в наш лагерь или в Совхозный.

 Его лагерная обслуга знала и у нас, и у них, так как он варил у всех.

 А вот кто он такой, откуда это мне хотелось знать и вот однажды я дежурил в ночь на электростанции.

 Как всегда в 12 ночи, остановил локомобиль, подкачав воды в котел, чтобы не резко поднялось давление в котле, так как в топке горенье дров, хотя и слабое, но продолжалось.

 Михаил Моисеев, тоже, как и всегда ночевал на электростанции, да забыл помянуть, что он был одновременно и за дежурного электрика.

 И вот я лежу с ним рядом на полках, которые располагались над котлом локомобиля так, что тепло было там круглосуточно.

 Стал я спрашивать его, откуда он? Как оказался здесь, на Колыме?

 Вначале он отвечал неохотно, да односложно, но потом под влиянием моего любопытства, стал более, разговорчивей.

 Наши беседы с ним продолжались, каждый раз, когда я дежурил в ночь и длились по 1,5 - 2,5 часа, как говорится и о том, и о сем.

 И вот, что я от него, о нем узнал:

 «Сам я Воронежский, я и мои родители и деды испокон веков жили в Елань - Коленовском районе.

 Во время, Первой мировой войны отца взяли в армию, да так он и пропал без вести.

 В годы Гражданской войны умерла моя сестра, затем мать.

 Остался я один, правда, кое - какая родня была, но и им туго было не до моего лишнего рта.

 Неурожайные годы, один, за другим заставляли людей куда - то ехать, искать где можно не умереть с голоду.

 Вот и шел в народе слух, что нужно подаваться в Ташкент, там всего вдоволь.

 Отправился я, с такими же голодными, как и сам, дружком в далекий Ташкент - город хлебный!

 Всякими правдами и не правдами до Ташкента мы добрались, но к нашему сожалению, хлеб на деревьях тут не рос.

 Его нужно было зарабатывать или воровать, где, что плохо лежало. Вот мы в основном и занялись этим делом.

 Вскоре мой приятель попался на базарной краже, его побили и забрала милиция, остался я один, его так и не выпустили, как видно, куда - то отправили, в детский приемник, так как больше я его не видел.

 Однажды болтался я по Ташкентскому базару, в поисках случайного заработка, кому что – нибудь, поднести.

 Но люди, видя мой замухрышечный вид и рваный и грязный, избегали моих услуг, а жрать хотелось, аж желудок судорогой сводило.

 Ну и не удержался я «свистнул» у пекаря одну узбекскую теплую, хорошо ароматно пахнущую хлебом круглую лепешку и тут же был схвачен за руку.

 Били меня, узбеки и таджики с удовольствием, приговаривая:

 «Вот, тебе Урус проклятый! Чушка! Получай лепешка ****ым и так далее».

 Но нет худо, без добра. Подошел в это время, какой - то русский, пожилой железнодорожник и буквально вырвал меня из толпы, озверевших старых и молодых узбеков.

 Ведет он меня за руку с базара, грязного лохматого, вся физия в крови и грязи, так как мне разбили и нос и губы.

 Иду и хнычу от боли, а больше от обиды, а тот железнодорожник уговаривает меня, говорит:

 - Что ты расхныкался, как баба, сейчас домой придем, умоешься, пообедаем, и все будет хорошо.

 А раз говорит домой, то значит в милицию меня не сдаст, пока пойду, а там видно будет, чуть чего убегу.

 Привел меня мой дед в район железнодорожных мастерских и паровозного депо, там недалеко и поселок был, где в основном жили русские, мастеровые деповские.

 Заходим мы, с ним в одну ограду дома, при этом он руку мою из своей не выпускал.

 А навстречу в его годах старушка, увидала нас с ним, всплеснула по бабьи руками и говорит:

 - Батюшки, да откуда это ты такого «красавца» мне, приволок?

 А, я стою, как уже сказал: оборванный, грязный, мордяка в подтеках грязи и крови, но с вьющимися черными лохматыми волосами.

 Она опять, обращаясь к деду:

 - Да он, что цыган чи? Грузин?

 - Да, нет, - ответил, - наш Русский! Да, ладно потом расспросишь, а сейчас дайка нам воды, да одежонку переодеться, видишь, мы маленько замарались, так что ли Мишка, а?

 А спросил он меня, кто я, откуда, еще по дороге.

 Как оказалось позднее, детей у них своих не было никогда, а тут вот случайно подвернулся я, да еще им понравился.

 Ну и никуда я от них не сбежал, так у них и остался на правах сына.