В 1916 году у нас было уже четверо детей. Жили мы в полуподвальном помещение, за Нарвской заставой.
Колю уже разыскивала жандармское управление и поэтому мы жили под чужой фамилией, а он работал младшим дворником, так как по документам мы якобы только недавно приехали из деревни, и до этого в городах не жили.
Двое из моих детей, Коле ему шел третий год и Лёне ему было второй год – были больные рахитом и не ходили четвертый Сергей, ему было в это время два месяца.
Вот однажды, Коля ушел в город с утра, прошел целый день, шел уже 12 час ночи, но его все не было. Я очень беспокоилась, что такое? Почему его все нет?
Пришла ночь, положив голову на руки, прямо за столом – задремала.
Но вдруг внезапно в дверь сильно застучали, и чей -то резкий голос громко сказал:
- «Открывайте немедленно – полиция».
У меня замерло сердце, я поняла, что Коля или куда – то скрылся, или его арестовали.
Удары в дверь продолжались, и я крикнув:
- «Сейчас, сейчас открою, только дайте одеться»
Вспомнила, что в столе лежит револьвер, быстро схватила его и раскрыв немного Сергея, положила его между его ножек и вновь запеленала.
Открыла дверь, в нее вошли трое из полиции и старший дворник. Ничего не спрашивая у меня, один, как видно старший, сел на табуретку, поставив, ее к окну и отдал двоим распоряжение: – Начинайте обыск.
Я сидела на кровати со спящими тремя сыновьями, прижав к груди, последнего грудного.
Переворошив все вещи, так ничего не найдя, они написали какую-то бумагу, в ней заставили меня расписаться, а я ведь была не грамотная и поставила только крестик, потом расписался старший дворник и собрались уходить.
Я попыталась спросить:
- «В чем дело? Что Вы искали?»
А тот, кто сидел все время на табуретке, сказал:
-«Вам лучше знать, что мы искали», - и хлопнув входной дверью, все они ушли.
Позднее, чуть успокоившись, прибирая, разбросанные вещи и одежду, и поразмыслив, я поняла, что раз они о Коле ничего не спросили, значит, он у них, он арестован.
Утром мои догадки подтвердились, пришел один из товарищей Коли под видом коробейника и сказал мне, что Колю и еще ряд товарищей арестовали вчера на явочной квартире, где происходило какое – то совещание.
При разговоре, он передал мне 12 рублей денег, говоря:
- «Берите, берите это его деньги».
Как я узнала позднее, а мне неоднократно приносили денежную помощ. Деньги эти были из партийной кассы для семей, чьи мужья арестованы или находятся в тюрьмах.
Узнав у меня, что при обыске ничего не нашли и как я спрятала револьвер, он похвалил меня, взяв его с собой, при этом посоветовал мне настойчиво искать Колю и требовать с ним свидание.
Одновременно предупредил меня:
- «Как только Вы чего –либо добьетесь, немедленно сообщите по такому то адресу, его запомните, а лучше я сам на днях к Вам зайду, ну на следующей недели»
Вот я в полицейском участке, на руках у меня грудной ребенок. Но ни кто, ничего не говорил где мой муж, только пожимали плечами, да говорили:
- «Мы не знаем, загулял, наверное»
Один полицейский - пожилой мужчина, когда я уже от них выходила, шепнул мне, чтобы я сходила к полицмейстеру города, и назвал его приемные часы.
Сижу в приемной полицмейстера, жду, когда меня примут, наконец - то называют мою вымышленную фамилию, и я захожу в кабинет полицмейстера.
Объясняю ему, что не могу узнать где мой муж, обращалась везде, а никто не отвечает, добавив, что если Вы сейчас мне не поможете и не дадите мне с ним свидание я оставлю Вам этого ребенка. И положила ему на стол Сергея, который стал орать благим матом, как – будто знал, что его крик сейчас и нужен.
Да и ещё приведу сейчас еще троих, мне их нечем кормить, вот Вы и кормите.
Бабенка – то я была бойкая, да и подучили меня еще не много. Он замахал руками :
- «Успокойтесь, успокойтесь, возьмите – же, наконец, своего ребенка на руки, сейчас я попытаюсь Вам помочь».
Я взяла Сергея на руки и он сразу замолчал.
Полицмейстер, а это был пожилой человек, стал куда – то, кому- то звонить по телефону и с кем- то разговаривал.
По окончанию разговора он мне сказал:
- «Ваш муж в тюрьме, в крестах. Я Вам дам записку, и Вы получите свидание с ним, больше я ничем, не могу помочь».
Я добилась своего, я знала, где Коля. Через два дня пришел и тот «коробейник» и узнав, что я добилась, еще раз похвалил меня за находчивость, написал коротенькую записку и сказал:
- «При свидании передайте ему», - при этом подсказав, что лучше всего спрятать ее в пеленки ребенка и постараться передать Николаю.
- «Но смотрите, чтобы она никому другому не попала в руки, это очень опасно, чуть чего лучше проглотите ее, она маленькая».
И вот я нахожусь в приемной тюрьмы, где передала записку от полицмейстера и стала ждать свидания.
Через некоторое время меня пригласили пройти в другое место, это была узкая коридорная комната, перегороженная металлической решеткой.
Мне подали табуретку, я села и жду Колю. Вот открылась дверь за решеткой, и вошел Коля в сопровождении тюремного надзирателя.
Он был одет в полосатую тюремную одежду. Я поднялась с ребенком на руках, схватилась одной рукой за решетку и плача стала ему жаловаться как мне одной без него тяжело.
Да забыла сказать, что меня перед свиданием, предупредили о том, что не рассказывать, что делается на воле - в городе, говорить только личное свое, о себе, о детях.
А когда вошел Коля, надзиратель мне еще раз сказал об этом, иначе, мол, свидание будет прервано.
На какое – то время я забыла даже про записку и только немного успокоившись, вспомнила о ней и глазами показала на спящего Сергея.
Он понял мой взгляд, улыбнулся, и как бы целуя ребенка через решетку, незаметно для охранника, взял записку и сунул ее в рукав куртки.
Двадцать минут, и свидание окончено. Через два месяца состоялся закрытый суд и Коля был осужден и приговорен к каторжным работам и отправлен в Якутскую губернию.
Партия знала об этом суде и даже знали, когда их будут отправлять в Сибирь.
В один из морозных дней конца 1916 года, оставив детей на попечение бабушки, мамы Коли, я почти всю ночь провела около ворот тюрьмы – кресты.
Так как накануне мне сказали, что осужденных на каторжные работы, будут отправлять в Сибирь с этапом, такого – то числа.
В их числе и будет Долгирев Николай Алексеевич.
Только под утро, когда улицы города, полностью опустели за воротами тюрьмы, раздались слова команд, через калитку ворот, вышло несколько конвойных солдат, оттеснили нас, баб, а это было человек 12 -16 от ворот и ворота открылись.
С винтовками на перевес, показались конвоиры, за ними по четыре человека в ряд стали выходить осужденные, их считали каждый ряд и каждого человека.
Мы, женщины пытались прорваться к ним, через солдатское ограждение, так как все были с узелками, с провизией.
Но нас теснили, все дальше и дальше от них. Вот раздался металлический звон цепей - кандалов, это начали выводить осужденных на каторгу. Их вывели в конце, было сумеречно и лиц различить было невозможно.
Тут кто – то из женщин крикнул, какое –то имя, ей отозвались из рядов, я тоже закричала:
- «Коля, Коля - ты здесь?» Слышу, отвечает его голос:
- Я здесь Улюньчик, здесь, не беспокойся за меня, все будет хорошо, береги детей, я скоро вернусь»
Свет померк в моих глазах, не помня себя, я вся в слезах и рыданиях, ничего не могла больше крикнуть.
Женщины стали бросать узелки через головы конвоя в толпу арестантов, я тоже свой бросила.
Нас оттеснили, не пускали к строю, который уже пошел по улице и только когда затихли их шаги, конвойная охрана отпустила нас, но все было тихо и мы женщины остались одни.
Но, действительно он скоро вернулся, как знал. Осенью 1917 года мы вновь с Колей были вместе…