Истекали уже два года тому, что я был губернатор. Пора казалось побывать и в Петербурге. В качестве публичного чиновника я мало был там известен. Министр меня иначе не знал, как по бумагам. Одолжении, кои он делал мне в лице моем и сына моего, привязывали меня к нему совершенно и обязывали быть благодарным. Я хотел представиться ему лично, хотел видеть его, узнать, ознакомиться с ним и утвердиться в добром его мнении. Я начинал его любить не так, как начальника токмо, но как благодетеля. Сверх того, нужно было посмотреть вблизи на состав министерств, на их круг дела и отношении к прочим государственным местам. Не знаю, во всяком ли царстве служба требует того от чиновников высших, чтоб они в столицу ездили, но у нас в России это необходимо и, как бы хорошо ни разумели должностного человека, нужно иногда кататься в Петербург, чтоб от вельмож, окружающих лик царский, как от лучей, текущих из самой средней точки солнца, принимать и на себя некоторый градус теплоты. И политика имеет свои климаты! И в ней временем бывает жарко, временем студено. Таким образом, чтоб не охолодеть в продолжительном отдалении от светил наших политических, решился я побывать в Петербурге и, попросясь в конце года, получил в начале нынешнего отпуск на два месяца, которым воспользовался в течение Великого поста, дабы сим временем, свободным от рассеяния и всякого праздничного шума, удобнее достигнуть цели моей и получить правильное понятие о новом ходе дел гражданских с учреждения министерств. Но прежде дороги поговорю еще о моей семье.
Дети оставались без учителя. Крейц уже дом наш оставил. В затруднениях, кого и где искать, вдруг получил я письмо от Венца. Он жил прежде в нашем доме и обучал детей моих еще при матери их в Москве. Способности его были нам известны. Причина, для которой он с нами тогда расстался, не имея связи собственно с нами, не разрывала нас навсегда. Итак, ничто не мешало опять сойтиться. Он, узнав о моем вдовстве, узнав, что я живу своим домом в губернии, и исполнен будучи чувств уважения к жене моей покойной, рассудил продолжать свои услуги оставшемуся после нее семейству и спрашивал согласия моего на прием его к себе в дом, ничего не отменяя у прежних условий наших. Я всегда пленялся хорошим поступком. Он меня решил в пользу его. Отвечая на письмо, я приглашал приехать и взять на себя труд обучения детей моих. Венц жил тогда в Тамбове, не долго думал и скоро ко мне явился. Я был ему рад, как находке, когда, воротясь из Питера, увидел его уже с детьми своими, к коим он перебрался во время моего отсутствия. С людьми хорошими всегда приятно сходиться, а мне с ним тем более, что я знал, сколько жена моя признательна была прежде к трудам его и ценила его ученые познании. Приятно было мне вверять воспитание детей наших общих тому самому человеку, которому бы и сама Евгения не остановилась поручить их. Делать то, что сделала бы она в этом отношении, я поставлял себе в обязанность.
Свободное копирование
