Если б в истекающем годе я способен был чему-нибудь обрадоваться, то, конечно, удача во многих моих представлениях по службе принесла бы мне большие удовольствии. Значительнее всех прочих успехов почитал я следующий. Во время царствования Павла, когда еще был генерал-прокурором князь Куракин, по докладу его вышел указ, коим велено было описывать на казну все имение, остающееся после преступников в составлении фальшивых ассигнаций, дабы тем вознаграждать потерю банка и поддержать доверие к бумажной монете. Указ исполнялся, но без малейшей выгоды для казны, и это очень ощутительно, потому что попадавшиеся под суд преступники по большей части были пьяницы, бродяги, без всякого состояния люди, следовательно, имущество их или состояло ни в чем и при описи совсем пропадало из виду, или так было мелочно, что не стоило внимания. Богатые фабриканты, те не боялись подобных описей потому, что юстиция никогда с ними не ссорится. Итак, попадал под меч закона один скарб нищего поселянина и, продаваясь за бесценок, терялся для наследников и для казны. Имев случай видеть производство этого на месте и сообразя с подобными случаями все прежние узаконении, я решился войтить с представлением к министру, в котором, изложа исторически обстоятельство, присовокуплял в мнении моем, что поелику 1-е, ни у дворян, ни у купцов после наказанных преступников имения не описываются на государя, а остаются в пользу наследников, кои в злодеянии родителя или родственника могут и не иметь участия, а потому и страдать за них в лишении стяжания своего не должны; 2-е, что имении, коих приобретение не доказано быть беззаконным, всегда было свободно, и принадлежность его, защищаемая законами общими, ни от кого насильственно не отторгалась; 3-е, что преступник, получающий за зло, им содеянное, телесное крайнее наказание с присоединением каторжной работы, по справедливости пощады требует жене и детям, коим взамен его остается одно имение; 4-е, что, лиша жену мужа, детей отца, слишком жестоко еще отнимать и последнюю у них пищу, -- то, собрав все сии и подобные им уважении, рассуждал, не угодно ли будет правительству распространить и на поселян то право, коим прочие состоянии в России пользуются: чтоб свободно было имущество виновных от конфискации, приняв, однако, к обузданию зла посредства такие, чтоб наличные после сих преступников деньги отсылались в банк, но имение всякого рода оставляемо было наследникам, разумея, когда сии последние не имели ни сведения, ни участия в преступлении ближних своих или когда не доказано будет, что имущество нажито злодеянием и есть плод его успехов. В сих только двух случаях противных полагал я, что имении злоприобретателя должны обратиться в казенную собственность. Г. министр не мог сам собой решить моего донесения. Он предложил его, по высочайшему повелению, Совету, где, как сказывал мне граф Воронцов, сам оригинальный рапорт мой был читан в присутствии государя, и угодно ему было, отставя прежнее узаконение, дать силу моему представлению, что и произвело публичный указ, отменяющий введенную до сего конфискацию. Как кто ни говори, приятно и на самых злодеев иногда обращать сердобольное внимание. Одно злодеяние гнусно. Наказав его, надобно и на самого грешника глядеть с сожалением. Бог, к отраде моей, влагал в меня такие чувства. Доброе сердце есть первое сокровище природы в пространном ее царстве.