Различие приходящей осени с прошлогодней было чувствительно для всех, а для меня особенно. Глубокая скука царствовала в моем доме. Театр был сломан, и уже вместо его в зале напоминался печальный катафалк. Там, где прежде беспрестанно шумели, музыка и разные игры оживотворяли каждого, ныне пустота совершенная отворяла двери свои одним осенним ветрам и непогодам. Я жил в верхнем этаже, и около меня помещались дети. Необходимость требовала принять к старшей дочери надзирательницу, и скоро приехала ко мне в дом из Москвы француженка по имени Шатофор. Она была девушка непригожая и уже немолодая, следовательно, для одиночества моего не опасная, имела хорошие познании, изрядный ум природный, скромна, добра, привязчива, все эти свойства в ней мне нравились. К тому же она рекомендована была лучшими людьми своего пола в Москве. Я поручил ей Машу и был в продолжении времени попечениями ее весьма доволен.
Всю осень я протосковал и, как малое дитя, прохныкал. С ноябрем вместе вышел указ о наборе рекрут. Насильственный самый труд, но на то время для меня очень полезный, потому что надобно было ехать опять по городам и мыкаться. Я взял себе по-прежнему те же уезды: Суждаль, Ковров, Шую и Юрьев. Вице-губернатор и губернский предводитель разделили по себе остальные. О первом я во весь год не говорил ни слова, потому что мне было не до него. Теперь в двух словах скажу, что поездка его в Петербург ничего для него не произвела приятного. Как поехал, так и воротился, показав городу этим опытом своего самохвальства, что он не так много значит. Простим его в этом. Кто не хвастает? Всякий любит подставлять себе ходули. Все мы на два месяца отправились брить лбы православным, слушать слез и стонов, но прежде, нежели я пустился в путь, рассудил детей отпустить в Москву, сколько для того, чтоб видеться с бабушкой и потешить ее, столько и потому, что дома без меня сиротам моим спокойно жить казалось неудобно от совершенной расстройки моего хозяйства, которым хотя и всегда управлял я сам и один, без участия жены, но, поражен быв лишением ее чрезвычайно, я ни во что еще не кинул глаз своих, и все около меня шло как-нибудь. Итак, все мы разъехались, и дом мой остался пустехонек.