Прокурор, другой Врасский, подхвати мое рассуждение, не замешкал представить его в виде доноса в Губернское правление с тем, чтобы изыскано было, который исправник так поступает, как я вывожу в моем мнении, и поступить с ним по законам. Этой строкой в приказном слоге обыкновенно прикрывают самые мелкие подвиги и самые черные злодеяния. Губернатор обрадовался новому случаю ко мне привязаться и чрез сообщение правления в палату стал требовать от меня доказательств, наряжая меня в доносчики. Я дал им всем почувствовать суету их воображения и написал, что я доносов не делал, не делаю и делать не буду ни на кого, но где правительство требует моего мнения о вещах, ему не совершенно ведомых, там долг истины требует, чтобы я вникнул в глубину самых тонких подробностей и писал то, что душа моя говорит и разум. Насилу они отвязались, и Палата к генерал-прокурору с прописанием мнения моего послала свое представление. О мнении моем на сей счет доведется еще мне и после поговорить, ибо сим дело не кончилось, но теперь оставим свары и приказные досады. Я всегда, приближаясь в записках моих к концу года, люблю занимать себя веселыми предметами, чтоб освежить сколько-нибудь удрученную мысль неудачами, тоской и негодованием. Тут есть две выгоды: первая, не так черно ложится в памяти протекающий год; вторая, что милее встречать наступающий. Однако, как не сказать наперед, что Врасский всеми своими происками, мытарствами, до того меня взбесил, что я принужден был в особое внимание взять поведение по службе моего советника и, найдя многие от лица его беспорядки, кончил год представлением всех его поступков на рассмотрение Сенату. По сей бумаге также ничего не вышло гласного, от пренебрежения ли ко мне, или оттого, что он скоро потом пошел в отставку, этого я не знаю, но так как мы с ним увольнением его от службы расстались, то я не искал узнать, собственный ли его произвол или моя жалоба подвигли его на такой решительный шаг по службе. Расстаться с злодеем есть лучшее средство. Мстить не всегда человек может, иногда и не хочет; видеться, а паче часто, с человеком, нам неприятным, несносно. Служба не поговорка и не вечеринка приятельская, из которой можно взять шляпу и уехать когда хочешь при первой встрече с человеком, худо к нам расположенным. Но тут надо с ним сойтиться, рассуждать, спорить и всегда остерегаться -- что может быть несноснее? Какого равнодушия станет на такие постоянные неудовольствия? Итак, всего лучше людям, кои не сошлись ни мыслями, ни сердцем, разойтиться. Если бы он ранее последовал сему внушению благоразумия, многого бы, может быть, худого я избавился в моей тамошней жизни.
Свободное копирование
