Простился я с Петербургом, взглянул еще раз на Семеновские шалаши и поехал рано в один день поутру. О! Если б я мог тогда предвидеть, что я долго уже в него не возвращусь, а может быть и никогда, как бы застыла кровь во мне при всем еще быстром ее течении. Да и без этого несносного предчувствия если б меньше я досадовал, уезжая, то бы горесть овладела мною жестокая. Но я сердит был на все мои неудачи, сердит был, что свет идет не по-моему, а кто сердит, тот вместе печален быть не может, ибо два чувства столь едкие, столь свирепые не могут терзать сердца вдруг с обоих концов. Одно всегда превозмогает, а у меня на ту минуту негодование держало верх над меланхолиею. Я хотел, как говорил любезный мой отец, Россию поправить. О малая тварь на свете! Атома бедная! Тебе ли хотеть поправить царство, населенное на нескольких тысячах верстах, наполненное миллионами творений. Ты и собой едва умеешь править. Но человек бездействен быть не может, а на пути в Москву, будучи размышлением моим все ближе к северу, нежели к Ивановской колокольне, думал я о дворе, о гражданской службе, соображал, придумывал, делал. силлогизмы, посылки от ума к сердцу и от сего к внешним движениям нашим, словом, логически сам с собою диспутовал и определительно заключил, что Екатерина столько умна, прозорлива, хитра и добродетельна, сколько бояре ее несмысленны, бестолковы, оплошны и злобны -- да, конечно, злобны, никто никому добра не делает, а все едятся; что славолюбие увлекало все помышления богоподобной Екатерины далеко от домашних предметов; что раздел Польши, горячка парижская, неустройства шведские занимали всю ее деятельность, и некогда было ей думать о передней ее генерал-прокурора и тех, кои в ней были жертвою его тупого образования; что во время ее неусыпных трудов о сохранении славы нашего отечества, которой ни один российский государь не возводил до толикой степени, вельможи, подобные Самойлову, хлопали ушами и езжали к Лиону объедаться рябчиков и устриц; что служба гражданская приходила час от часу в упадок, терялись все правила, ослабевали законоположения, Сенат высыпался в своих огромных покоях при слушании выписок, коих никто не понимал и не читывал, опричь закупленных секретарей; все покупалось и ничего нельзя было даром ни сделать, ни выходить, всякое ходатайство имело свою цену определенную, как на базаре воз сена или дров. Екатерина видела сей беспорядок, знала корыстолюбие алчных своих чиновников, но пасмурная старость останавливала движение ума ее. Обняв важнейшие предметы, она не имела уже сил все править, все назидать сама собою. Натура и от монарха той же требует подати, как и от поселянина простого, обветшалые органы ее не поспевали действовать за быстрыми ее мыслями. Она еще стремилась вперед, но плоть изнемогала и час от часу приближалась к своей последней колыбели, к могиле. Так-то думавши, вдруг увидел золотые маковки Успенского собора, -- все забыл и с чувством восхищения сказал: "Слава Богу! Насилу я в Москве!"
Слово "насилу" здесь не напрасно. Оно согласовалось с удивительным нетерпением моим уехать из Петербурга, кончить путь неприятный и отдохнуть в родительском доме. О! Когда бы я знал, что в этот самый приезд мой я вижу отца моего в последний раз, что в комнатах его, в которых целые дни провождались в беседах семейных, в излияниях сладкой откровенности, водворится скоро безмолвная и мрачная пустота, конечно бы я почел предвидимое мною отдохновение мучением и умерил бы свое восхищение. Но Бог лишил меня сих болезненных минут. Я видел разрушение сил сего почтенного моего родителя, видел, что смерть около его расстилает уже черное свое покрывало и скоро под ним сокроет его от глаз наших, но надежда, сей целительный бальзам человечества, все меня уверяла, что я еще с ним увижусь. Когда я с ним прощался, ни он, ни я не думали, что я в последний раз целую его руку. Мы уповали, что будем еще вместе, что небо не навсегда нас разлучает, и улыбка надеяния воспламеняла еще томные его взоры. Хвала тебе, великий Боже, что ты сокрыл от нас будущее! О, какое важное оказал ты тем к роду человеческому благотворение! Несмысленные люди! Вы, кои часто сетуете, что не знаете, что будет с вами, образумьтесь! Падите пред премудрым провидением и возблагодарите его. Когда я обнимал недугами изнуренного отца моего, вселяемого во гроб рукою естества, сего чудного преобразителя всех тварей, если б тогда шепнула мне и ему в ухо природа: "Вы уже не увидитесь!" -- он бы не прожил еще года, он бы тот же час умер, и кто бы мог отвечать, что минута такая не станет мне всего моего здоровья. Но оторвемся на час от сих печальных воображений.
Свободное копирование
