В углу класса стоял тяжёлый сейф военрука - нас знакомили с азами военной подготовки. За период войны мы все её прошли в очень жёстком варианте, к военруку симпатий не питали, сейф, конечно, не открыли, но перевернули его кверху дном. Кстати, оружие у ряда школьников было боевое, а не учебное, как в сейфе.
Ну, и только безмерной жестокостью подростков можно характеризовать отношения класса к учителю немецкого языка - Зое Александровне. Это была одинокая, не очень опрятная, жеваная жизнью женщина. Она очень неприлично сморкалась в бумажку, подходила до начала урока и просила: "Голубчик, без шалостей!" Ну, а слабый человек - находка для юнцов, её уроки превращались в бедлам. На 8 марта - Международный женский день девочки дарили ей большую мочалку и кусок простого мыла, что было принято без возмущения! Постоянные её опасения по поводу возвращения из школы по тёмным, безлюдным улицам Малаховки, где бывал и разбой, привели к крупному скандалу. Девчонки нашего класса немного загримировались, а Ира надела вывернутую овчину, встретили её в тёмном переулке и грубо потребовали её шубу. Шуба была очень ношеная, старенькая. Зоя Александровна безропотно сняла свою шубу, но по беспардонному хохоту поняла, что это проделки учениц. Директор и комсомол требовали чрезвычайных мер наказания, но никто из "грабителей" не был опознан, всем было стыдно, и дело замяли.
Конечно, нам были доступны и более человеческие качества. Послевоенные годы, после нашествия фашистской Германии, были для большинства населения голодными и нищими. Нам в школе на переменке выдавали между уроками по куску хлеба, но большая часть учеников класса преодолевала соблазн, а сбережённую буханку хлеба отдавали учителю. Всем это было непросто сделать, но помогала искренность поступков, их значение, прежде всего, для нас самих.
Уроки истории нам преподавал Владимир Алексеевич Протоклитов - человек по характеру мягкий, носитель высокого нравственного начала, не замутнённого бедностью, личной неприкаянностью. Это был человек независимых взглядов, эрудиции на основе системного университетского образования, любви к русской литературе и истории. Именно он затеял в школе диспут: "Мог ли быть Евгений Онегин среди декабристов 1825 года". А вот зимой он ходил в пальто - руине, мёрз, вид был хуже некуда. Девчонки класса затеяли вокруг него возню, но при этом сумели снять с него мерку, фигура его была немолодой и солидной. Потом мы "скинулись", купили, вернее достали, сукно, сшили добротное зимнее пальто. Но как его вручить— Наш историк был человеком гордым. Пошли к директору Якову Васильевичу Васильеву - нашему литератору. Он всё понял, достал ходивший в то время документ - ордер от РОНО (районный отдел народного образования) на одежду, фактически не обеспеченную ничем бумагу. И с ней торжественно директор вручил ему пальто. Никто не проболтался, не выдал, не хвастался - война многому учила. А вот с гордостью смотреть на дело своих рук мы могли. За глаза историк имел прозвище "Кот". Был он грузен, с седой нестриженой головой, толстые и короткие пальцы рук, круглое невыразительное лицо преображалось усмешкой, живыми, умными глазами.
Вообще, среди учителей школы №1 Малаховки в то время преобладали истинные интеллигенты, явление редкое даже для школ Москвы. Это была старая гвардия, не сломленная ни чушью строя партийной номенклатуры, ни материальными невзгодами.
Классический тип преподавателя гимназии - математик Пётр Филиппович и собранная, опрятная дама - Гурчинская Елизавета Францевна - человек одинокий во всём, нашедшая смысл жизни в химии, мы ей писали сочинения на такие темы, как "Галогены", "Окислы, основания и соли". Помню свой опус о "Самоварном золоте". Возглавлял коллектив учителей в течение ряда лет литератор Яков Васильевич, человек с духовным образованием, влюблённый в русскую культуру, но по должности имеющий отношение к литературе советского периода. В меру наших сельских возможностей эстетствовал, потихоньку знакомил нас с творчеством Есенина, Блока, Северянина, Осеева и других вне школьной программы. Он едко высмеивал наши плебейские манеры, знакомил, как мог, с обширным миром искусства. Помню его увлекательные рассказы о Московском Художественном театре, его истории, артистах - ветеранах: Москвине, Грибове, Яншине, Станицине, Прудкине, Андровской, Степановой. Только после этого он сам повёз нас на "Вишнёвый сад" с М.Тархановым, А. Тарасовой. В антракте он водил нас в буфет, было и шампанское, и восторг, и это - на всю жизнь.
Яков Васильевич не жаловал советский строй, а на прощальном вечере, в лёгком подпитии, беседовал со мной, пророчил мне нелёгкую жизнь - еврею в России.
Он сумел почувствовать одарённость своего ученика - Добронравова, развивал в нём поэтическое призвание, и затем состоялся одарённый, признанный поэт-песенник, творческий и супружеский участник жизни композитора Пахмутовой.
Образ Якова Васильевича - сухощавого старика с вечным мундштуком в тонких пальцах с холёными длинными ногтями, с головой Вольтера и его ироничной усмешкой - был близок не одному поколению Малаховских школьников, поэтому и похороны его были многолюдны и необычны. Вся пёстрая, бедная в быту, жизнь школы осталась ярким воспоминанием моей жизни и добрым периодом её, но... и это не забыть, частенько в переулке за зданием школы, после уроков, ватага пацанов искала ссоры с евреем, не выбирая определённой личности, еврей - враг.
Летние вечера отдавались многочасовому волейболу. Основная площадка была во дворе старого деревянного двухэтажного здания общежития студентов Московского областного пединститута. Игроков было много, набиралась команда, и по системе "американки" заменяла очередную проигравшую. Уровень игры для любителей был неплохой, а азарт был высок. Как-то пыльный и потный я запрыгнул в распахнутое окно первого этажа общежития, попросить напиться. В комнате студентка мыла голову в тазу, набрала кружку воды и понесла мне, но на девушке было очень мало одежды, её это не смущало, а я был в состоянии шока...
Играли и на лесных полянах. Сюда регулярно приходил играть знатный дачник - Михаил Ботвинник, незаменимый целую эпоху хозяин шахматного трона. С площадки я по воле случая попал на усадьбу замечательного хирурга Леоненко. Один из игроков после неудачного прыжка у сетки упал навзничь, на спину. При падении неловко опёрся на руку и сломал её. На велосипедной раме я отвёз его к хирургу, на его дачу за оврагом. Приняла нас рыжая красавица, его жена, и помощь была оказана, а оплату услуг поверили в кредит.
Свободное копирование
