Малаховская школа, где я учился в течение 3 лет до её окончания в 1948 году, оставила, в основном, тёплые чувства, хотя проявлений антисемитизма хватало, но я жил в России...
Немного об одноклассниках и учителях. Это кусочек реальной жизни и повод для раздумий и обобщений. В классе антисемитизм не проявлялся. Мы вступали в комсомол, я был идейным наивным парнем, всё воспринимал, как приятную необходимость. Прозревать стал позже, хотя уже при выходе из здания школы после уроков меня ждали любители "поговорить" с евреем, единственным из мальчиков нашего класса, но это были ватаги из младших. Была в классе скромнейшая Женя Саксонова - анемичная девочка с мамой Саррой, гостеприимным человеком с добрыми еврейскими глазами, мужа которой, цеховика, посадили, как и многих других, на долгие годы (он там и умер). Мы любили ходить к ней домой, со временем Женя превратилась в дородную и рачительную главу семейства и жила хорошо. Была умненькая толстушка Майя Мамиофе - будущий врач, Ида Каценельсон - высокая девочка строгих правил, в будущем хорошая самостоятельная мать, деятель ГОССНаба, отдавшая многие годы личной жизни дочери и внучке, сейчас обитающих в Израиле, что помогает здесь жить и мне.
Я возил многих своих одноклассников на Малую Бронную в Москве, в Еврейский театр на спектакли с Михоэлсом и Зускиным. Немного переводил с идиш, но игра актёров захватывала непосредственно. Был Женя Лядник с еврейской мамой, но он этого стеснялся, считался по папе белорусом. Смышлёный парень, спутник моей юности. Был и Лев Гаврилов - рослый, хорошо физически развитый, одарённый, сын директора крупного завода. Бывал я у него дома, играли в крокет, кегли, были спортивные снаряды - штанга, ядро, ещё охотничьи ружья и припасы - всё это нравилось, было мне малодоступно. Но посадили его отца, он озлобился, да на всю жизнь! Он не мог преодолеть чувства ко мне, как к неровне ему. Назрела неприязнь, а я стал инициатором драки. Здесь мне не на что б надеяться -за ним был опыт и сила. Получил я оплеуху, очухался, но осознал, что кулаком проблемы не решить. Таяли дружеские отношения с ним - он стащил у меня дома новый фотоаппарат, заменив его поломанным. Узнали об этом в классе, затем в школе, резко осудили. Лёва злобствовал, но как-то прибежал ко мне ночью, в крови, я его немного отмыл, утром узнали об убийстве его деда и жениха его сестры. Они защищались в своём доме от грабителей (накануне свадьбы), привёл убийц свой... Лёва мог бы стать неординарным человеком, но опустился.
Был у нас изначально слабый человек с претензией на самобытность, заимел, будучи учеником школы, ребёнка, не учился, пил потихоньку, страдал, но пытался утвердиться в чём-либо. Это - Толя Самсонов. А вот его антипод Виталий Вдовин , начал готовить свою карьеру со школы. Много читал, направленно, вёл картотеку, изучал историю. Золотую медаль мы ему тянули всем классом, а его работоспособность и самодисциплина вели его к цели - стать учёным. Он поступил в МГУ на исторический факультет, быстро вступил в партию, продвинулся как общественник, получил учёное звание доцента, защитил кандидатскую диссертацию. Всё быстро. Серьёзно готовил докторскую. Но его публикации (он мне одну дарил) по Есенину и Клюеву воспринимались в то время как идеологический выпад против взглядов партийных идеологов. Диссертацию не выпустили, а Виталий угас, запил. Компанию ему составил Толя Самсонов. Я говорил с ним, но бесполезно, он сломался, затем умер.
Серёжа Бутылин, наиболее близкий в те годы мне человек, выходец из крестьянской добропорядочной семьи. Он писал тонкие лирические стихи, окончил Тимирязевскую академию, стал агрономом. На его участке дома в Малаховке был образцовый порядок, плантации сортовых тюльпанов. Стал крупным чиновником министерства, но тяжёлый труд в огороде и дома не оставил, а сердце не выдержало. Наши отношения никогда не были замутнены, даже когда в приличном подпитии он мне шепнул: "Ну, до чего же ты хороший человек, хоть и еврей..." Понятие - "хороший еврей" мне объясняли ещё не раз в течение всей моей жизни. Уяснила это понятие и семья Серёжи, приобщившись к образованию.
Мужем старшей дочери Серёжи стал еврей с весьма незаурядными математическими способностями (как и сама дочь). Их свёл физмат МГУ в Москве. Зять увёз дочь Серёжи и всеми любимого внука в США, где он очень быстро сделал карьеру программиста, получил признание, достаток, и мог только вспоминать о годах мытарств в России, где высшим признанием была выращенная им самим морковь (очень хорошая). Он доказал этим трудом свою состоятельность и в чужой ему области труда. Члены семьи всё поняли, уважали, жена Серёжи Тоня совершала поездки в США, звание депутата не помешало ей в этом.
В классе была весёлая, от нищеты несколько нахальная, ярко-рыжая девчонка Ляля Соколовская. Она очень сознательно стремилась за счёт своей молодости уйти от убогой жизни дома. Уехала на Север - возможности возрастали, но большого благополучия ей не выпало.
Свободное копирование
