И вот я предложил своему дружку, Ване Ефремову, который тоже увлекался цирком, стать моим партнером. Он играл на гитаре, я - на скрипке. Мое умение играть на скрипке, понимаю, требует хоть небольшого пояснения.
Дело в том, что я очень любил музыку. В Керчи полюбить музыку было не трудно, город наш был музыкальным. В каждом доме имелся какой-нибудь инструмент. И по вечерам из раскрытых окон и палисадников раздавались звуки Домашних концертов. Рабочие и рыбаки перебирали струны натруженными пальцами, аккомпанируя себе и своим домашним.
Было в городе место, где можно было послушать и симфоническую музыку, - это "раковина" на Приморском бульваре. Тут гуляла обычно богатая публика. А рабочий люд слушал концерты со своей горки. С ее склона "раковина" была как на ладони, и не пропадал ни один звук. Приезжали к нам гастролеры, но был и свой, керченский профессиональный оркестр, которым руководил дирижер Живов. Около этого оркестра я часто крутился. В церковно-приходской школе меня научили читать ноты (мы пели в церковном хоре), и теперь мне было интересно посмотреть, такие ли это ноты, каким учили меня.
Но особенно часто стал я появляться у оркестра после одного музыкального события. К нам в город приехал скрипач Иосиф Пиастро. Я, конечно, не собирался идти на его концерт, я даже не знал, что он приехал, но, пытаясь проникнуть с товарищами в театр, мы наткнулись на пожарную лестницу, ведущую прямо на чердак. Взобраться по ней для нас было делом одной минуты. На чердаке мы обнаружили какое-то отверстие, из которого доносился шум голосов, а когда все стихло, полились необыкновенной красоты звуки. Осторожно подобравшись к краю, мы увидели, что через отверстие проходит люстра, которая освещает весь зал. Но как ни крутились мы, сцены увидеть не удалось. Поняв тщетность своих усилий, я успокоился и отдался звукам, которые долетали из зала. Это были прекрасные звуки. Незнакомая мелодия врезалась мне в память на всю жизнь, я и сейчас могу ее напеть. Так весь вечер просидел я на чердаке около люстры. А когда концерт окончился, мы спустились на землю, и я постарался пробиться к афише, чтобы посмотреть, кто же так очаровал меня своей игрой. Пробиться было нелегко, так как уже начался театральный разъезд и то и дело слышалось:
- Фаэтон господина Месаксуди!
- Пролетка господина Букзеля!
- Экипаж господина Нелидова!
- Карета господина Абдулла-оглы!
- Коляска господина Посполитаки!
Пробившись под недовольные реплики благородной публики к афише, я прочитал: "Иосиф Пиастро", и с тех пор это имя осталось в моей памяти навсегда.
Теперь я уже вертелся около оркестра в надежде услышать ту же мелодию, что играл гастролер, или по крайней мере сравнить, может ли кто-нибудь так же играть на скрипке, как он.
Однажды Живов, уже не раз видавший меня около "раковины", подозвал к себе и спросил, что я тут делаю. Я сказал, что хочу услышать знакомую мелодию.
- Какую? - спросил Живов.- Напой.
Я напел. Тогда он спросил, умею ли я играть на каком-нибудь инструменте.
- На мандолине, - ответил я. И он протянул мне мандолину.
- Подбери.
Я довольно быстро подобрал мелодию, потому что играл на мандолине не только "для себя", но и выступал несколько раз в фойе кинотеатра "Уголок" перед началом сеансов: у нас с товарищами подобрался струнный секстет: две балалайки, две мандолины и две гитары. За это хозяин разрешал нам оставаться на последний сеанс.
Послушав мою игру, Живов неожиданно предложил мне:
- А на скрипке хочешь научиться? - Я не поверил своим ушам.- Приходи ко мне вечером домой, попозже.
Свободное копирование
