Мемуарист » Авторы » Dmitry_Grigorovich » Вступительная статья - 6

Вступительная статья - 6

19.08.1822
Никольское-на-Черемшане, Ульяновская, Россия

Иван Крамской. Портрет Д. В. Григоровича. 1876

* * *

В 1860 году Григорович порывает с "Современником", а с середины 1860-х годов вообще прекращает литературную деятельность. Он вернулся к ней нескоро, почти через двадцать лет. Многие обстоятельства способствовали "уходу" Григоровича из литературы, в том числе и участившиеся творческие неудачи. "Бывают минуты,— признавался он Дружинину,— где мне кажется, что я... никогда уже ничего не напишу"[1]. Взлет литературной известности писателя остался позади и более не повторялся. Но это не привело к забвению имени Григоровича. Несмотря на все более частые "уколы" со стороны некоторых критиков, намекавших на отставание писателя от новых проблем, выдвигаемых временем, на подражательность его творчества, на художественную слабость его произведений[2], все же уважение сохранялось и заслуги Григоровича перед русской литературой никогда не оспаривались. Тем более, что были они очевидны. Личные же связи Григоровича с писательской средой не прерывались никогда. Этому способствовал и его характер. В мемуарах современников немало высказываний о Дмитрии Васильевиче. Иногда отрицательных, не без раздражения даже, как у А. Я. Панаевой[3], чаще же теплых, проникнутых искренней симпатией. "В жизни он был глубоко правдив, честен, верен своему слову, аккуратен, точен,— писал П. В. Быков.— Все знавшие его... удивлялись стойкости его характера и уравновешенности. Но французская кровь... все же проглядывала в нем, сказывался ее темперамент, энергия и стремительность при созидании чего-либо. У него была бездна вкуса, изящного, тонкого вкуса настоящего художника. Нельзя было не признать в нем большого знатока искусства и художественных предметов"[4].

Общительность, дар рассказчика, острого и занимательного, соединялись у Григоровича с наблюдательностью. Поэтому так широк круг лиц, которых встречаем мы в его воспоминаниях: Ф. М. Достоевский, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, И. А. Гончаров, А. Н. Островский... И портреты их, хотя часто и субъективные, всегда полны жизни. Каждого видим мы с его индивидуальными чертами, узнаем о нем те "мелочи", которые делают изображение близким и натуральным. Так написана одна из самых светлых картин "Литературных воспоминаний"— поездка Григоровича, Дружинина и Боткина к Тургеневу весной 1855 года. Да и вообще портрет Тургенева написан с особенным сочувствием и теплотой. Очень колоритен портрет молодого Л. Н. Толстого, с его резкими и парадоксальными суждениями, своеобразной внешностью. "Глядя, как он прислушивался, как всматривался в собеседника из глубины серых, глубоко запрятанных глаз и как иронически сжимались его губы, он как бы заранее обдумывал не прямой ответ, но такое мнение, которое должно было озадачить, сразить своею неожиданностью собеседника",— вспоминал Григорович.

Подобно многим писателям, Григорович прибегал к помощи своих записных книжек, когда работал над тем или иным произведением. Относится это и к "Литературным воспоминаниям". В записных книжках можно найти отдельные мысли и зарисовки, получившие законченность в воспоминаниях. В то же время записные книжки содержат материалы, в чем-то воспоминания и дополняющие[5].

К документально-художественной прозе может быть причислен "Корабль "Ретвизан" (1859—1863) — одно из любопытных описаний путешествия в русской литературе, богатой произведениями такого рода. Эта книга также по-своему дополняет "Литературные воспоминания". В частности, интересны страницы, посвященные Дюма — отцу и сыну. Дюма-старший побывал, как известно, в России. Проведя июнь 1858 года в Петербурге, Дюма особенно сблизился с Григоровичем, который стал "его постоянным гидом... и подробно знакомил его со всеми вопросами, связанными с русском литературой и русскими писателями. При помощи Д. В. Григоровича Дюма перевел некоторые стихи Пушкина, Вяземского, Некрасова, а также роман И. И. Лажечникова "Ледяной дом"[6].

Воспоминания Григоровича почти не включают элементов открытой полемики, хотя скрытая, конечно, несомненна, что мы и пытались показать, анализируя изображение мемуаристом обстановки в редакции журнала "Современник", например. Однако Григоровичу изменяет обычная сдержанность, когда он рассказывает о приезде Дюма. Не забудем, что ко времени публикации книги Григоровича уже увидели свет воспоминания многих его современников, в том числе А. Я. Панаевой. Именно ее и опровергает Григорович, рассказывая о приезде французского писателя. Здесь каждая строка полемична, и личная неприязнь мемуариста к Панаевой отразилась на освещении событий тех июньских дней. Конечно, сам по себе факт, вызвавший полемику с Панаевой, не важен, даже мелок, тем не менее он с чрезвычайной четкостью обнажает то, о чем всегда следует помнить: "Литературные воспоминания" писались Григоровичем с учетом мемуаров его современников, будь то друзья пли враги. Григорович предлагает свою интерпретацию событий литературной жизни 40—50-х годов XIX века. И конечно, в полной мере его книга может быть оценена лишь рядом и в сопоставлении с другими мемуарными свидетельствами.

Вскоре после путешествия на "Ретвизане" Григорович становится секретарем "Общества поощрения художеств". Почти двадцать лет отдает он работе в "Обществе". Между тем в своих воспоминаниях он говорит лишь о литераторах. Художников, кроме К. П. Брюллова, Григорович упоминает редко, а ведь многих из них — причем крупнейших — он знал близко и, вероятно, нашел бы, что рассказать о них. Литератором, писателем всегда ощущал себя Григорович, потому так и произошло, потому и заканчиваются "Литературные воспоминания" взволнованными словами: "Любовь к литературе была моим ангелом-хранителем; она приучила меня к труду, она часто служила мне лучше рассудка, предостерегая меня от опасных увлечений; ей одной, наконец, обязан я долей истинного счастья, испытанного мною в жизни..."

Трудясь над воспоминаниями, Григорович как бы подводит итоги своей жизни в литературе и вместе с тем осваивает новый для себя жанр. "Не воображал я никак, чтобы этот род работы сопрягался с такими трудностями,— признавался Григорович в письме к А. С. Суворину, написанном в 1892 году— Писать о себе вообще как-то неловко — даже противно; говорить об умерших — не всегда удобно; ...касаться живых — еще неудобнее". Трудности объективные сопрягаются с субъективными. Григорович опасается, что его природная насмешливость может показаться неуместной в мемуарах, а чувство деликатности ограничит откровенность. Не без горечи сознается Григорович, что смелость писать всю правду не всегда он в себе находит: "...робость... преследует меня теперь более, чем когда-нибудь". Понимание своих возможностей, творческих и человеческих, сквозит в предупреждении: "Мои воспоминания будут похожи на акварельные наброски, а никак не на картину, густо написанную масляными красками"[7]. Небезынтересно, что эта особенность творческой манеры писателя подмечена А. А. Григорьевым, в 1860 году писавшим о Григоровиче как о "живописце" "не с широкой кистью"[8]. Ценности картины это, конечно, не умаляет.

До конца своих дней сохранил Григорович теплоту чувств, доброжелательность, интерес ко всему происходящему в литературе и жизни. Об этом свидетельствуют его поздние художественные произведения, в числе которых известный "Гуттаперчевый мальчик" (1883) и "Акробаты благотворительности" (1885). Это выражение —"акробаты благотворительности"— позже было использовано В. И. Лениным[9]. Трудно переоценить и такой биографический факт, как письмо Григоровича А. П. Чехову от 25 марта 1886 года. В нем престарелый писатель приветствовал новый молодой талант. "Мне минуло уже 65 лет,— писал Григорович,— но я сохранил еще столько любви к литературе, с такой горячностью слежу за ее успехом, так радуюсь всегда, когда встречаю в ней что-нибудь живое, даровитое, что не мог — как видите — утерпеть и протягиваю Вам обе руки. ...Вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько превосходных, истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий". Письмо оказалось чрезвычайно важным для Чехова. "Ваше письмо, мой добрый, горячо любимый благовеститель, поразило меня, как молния. Я едва не заплакал, разволновался и теперь чувствую, что оно оставило глубокий след в моей душе",— признавало" он Григоровичу[10].

Дмитрий Васильевич Григорович умер в Петербурге 22 декабря 1899 (3 января 1900) года. А. А. Плещеев, встречавшийся с Григоровичем незадолго до его кончины, писал, что "душа его" была всегда "среди его уцелевших друзей в литературных кружках"[11]. О них же и воспоминания Григоровича.

Г. Г. Елизаветина

[1] [10] Письма к А. В. Дружинину. М., издание Государственного литературного музея, 1948, с. 84.

[2] [12] См., напр.: Григорьев А. А. После "Грозы" Островского. Письма к Ивану Сергеевичу Тургеневу.— В кн.: Григорьев А. А. Театральная критика. Л., Искусство, 1985, с. 203.

[3] [13] Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., Художественная литература, 1972, с. 251—253 и др.

[4] [14] Быков П. В. Силуэты далекого прошлого. М.— Л., 1930, с. 88.

[5] [15] См.: Григорович Д. В. Из записной книжки.— Ежем. лит. прилож. к "Ниве", 1901, No 11, 12.

[6] [16] Коган Э. Р. Александр Дюма на Ладожском озере.— В кн.: Встречи с прошлым. Сборник неопубликованных материалов ЦГАЛИ СССР. вып. 2. М" Советская Россия, 1976, с. 35.

[7] [17] Письма русских писателей к А. С. Суворину, с. 33.

[8] [18] Григорьев А. А. Театральная критика, с. 203.

[9] [19] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 313.

[10] [20] Переписка А. П. Чехова, в 2-х томах, т. 1. М. Художествеянай литература, 1984, с. 276, 278.

[11] [21] Плещеев А. А. Что вспомнилось. Актеры и писатели, т. 3, с. 263.

Опубликовано 29.06.2023 в 21:57