"Восточное обозрение" и участие мое в нем

"ВОСТОЧНОЕ ОБОЗРЕНИЕ" И УЧАСТИЕ МОЕ В НЕМ. РЕДАКЦИЯ. И.И. ПОПОВ. П.Г. ЗАИЧНЕВСКИЙ. B.C. ГОЛУБЕВ. СВЯЗИ С ПОЛИТИЧЕСКИМИ ССЫЛЬНЫМИ. С.А. ЛЯНДЫ, Б.П. ШОСТАКОВИЧ И ДРУГИЕ. ПАРТИЯ НАРОДНОГО ПРАВА. СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III.

 Еще ближе мне пришлось сойтись уже с самими политическими ссыльными в непосредственном с ними общении в редакции издававшейся в то время в Иркутске газеты "Восточное обозрение", основанной когда-то Ядринцевым[1] в Петербурге и перенесенной за несколько лет до моего приезда в Иркутск. Я получил приглашение участвовать в редакции этой газеты вскоре по приезде в Иркутск от вновь приглашенного ее редактора И.И. Попова[2], соединившего в своем лице на первых порах должность редактора "Восточного обозрения" с должностью консерватора музея Географического общества.

 Иван Иванович Попов не был сибиряком по происхождению, а был лишь так же, как и я, женат на сибирячке. Жена его, Вера Алексеевна, была дочь известного кяхтинского купца Лушникова. Сам Иван Иванович в ранней молодости принял участие в каком-то народовольческом предприятии и был за то сослан в Туркестан административным порядком. Из Туркестана он как-то переехал в Кяхту, и там женился на Лушниковой. Отсюда и родилась его связь с Сибирью. В литературе за ним не числится никаких известных произведений. В политике взгляды его также не отличались большой определенностью, но при всем том человек он был очень хороший и, пожалуй, единственный недостаток его заключался в слишком большой мягкости характера, откуда проистекала и его уклончивость, за которую многие его побранивали. Я, однако же, с ним находился всегда в очень хороших отношениях, и с первого же раза он произвел на меня очень хорошее впечатление. Рекомендован был я ему в качестве сотрудника Ядринцевым и с удовольствием обещал ему принимать в его газете посильное участие. Вскоре получил я от него приглашение принять участие в редакционном собрании, в числе членов которого я нашел: сослуживца своего по канцелярии генерал-губернатора М.М. Дубенского[3], делопроизводителя Ш-го делопроизводства, а ранее бывшего одним из выдающихся участников статистического исследования крестьянского землепользования в Енисейской губернии; ветерана сибирской печати Всеволода Ивановича Вагина[4], который, родившись еще в 1823 г., служил когда-то исправником в Томске, а затем, променяв службу на литературную деятельность, получил некоторую известность в литературе в качестве редактора газеты "Сибирь" и автора замечательного двухтомного труда о Сперанском и его деятельности в Сибири; Петра Григорьевича Заичневского[5], старого бунтаря и якобинца, непримиримого революционера, дебютировавшего когда-то в истории русской революции в качестве автора известной прокламации "Молодая Россия" 1862 г. и сосланного тогда же, за распространение подложных грамот в имении своего отца, в каторжные работы, затем возвращенного из ссылки и потом вновь дважды сосланного уже административным порядком в Восточную Сибирь; фельетониста, из числа также ссыльных народовольцев, В.В. Свитыча-Иллича; и, наконец, вновь приглашенного одновременно со мною сотрудника, капитана военно-судебного ведомства Евгения Густавовича Шольпа (бывшего впоследствии членом I Государственной Думы от Киева)[6].

 Собравшаяся в таком разнородном составе редакция принялась обсуждать в корне задачи и направление издаваемой ею газеты. Сперва разговор начался довольно колкими препирательствами между Вагиным и Заичневским, причем сущность спора между ними заключалась в том, что Вагину хотелось, чтоб "Восточное обозрение" являлось чисто местным органом печати, обслуживающим главным образом местные сибирские вопросы и интересы; Заичневский же весь интерес своего участия в газете находил в том, чтобы делать ее, по возможности, проповедницей политического радикализма и социализма, насколько это возможно.

 Затем речь перешла к Дубенскому, который, ссылаясь на какую-то статью "Петербургских ведомостей" о реформе Министерства земледелия, стал доказывать необходимость оптимистически осветить и поддержать эту реформу. Я возразил тогда Дубенскому, указывая на то, что все подобные, чисто бюрократические, мероприятия, в сущности, выеденного яйца не стоят; что нужно твердо сознать, что пока нам суждено барахтаться в тисках, хотя бы и "доброжелательного" самодержавного бюрократизма, ничего путного в России быть не может и что поэтому я считаю главной задачей печати разоблачение полной несостоятельности всех подобных затей нашего самодержавно-бюрократического правительства. В этом своем возражении я был тотчас же горячо поддержан скромным капитаном военно-судебного ведомства, который и тогда уже оказался весьма последовательным и очень образованным конституционалистом.

 Бойкий вообще на язык Дубенский тогда замолчал со смущением, а П.Г. Заичневский, видимо довольный тем оборотом, какой приняло дело, подошел ко мне по окончании нашего совещания и любезно сказал мне, что ему давно уже не приходилось проводить такого приятного вечера. На эту любезность я отвечал соответственным образом и пригласил в свою очередь понравившегося мне старика Заичневского бывать у меня запросто.

 П.Г. Заичневский был в высшей степени яркой и колоритной фигурой в кругу лиц политической ссылки, проживавших в то время в Иркутске. Это был человек лет пятидесяти двух или трех, с красивой большой курчавой головой и с окладистой седой бородой на крупном, несколько сутуловатом туловище. Фигура его сразу обращала на себя внимание, особенно взглядом симпатичных и живых карих глаз. По происхождению своему он был сыном орловского помещика и генерала, а мать его была урожденная княжна Юсупова, и во всей фигуре его, частью даже и в привычках, сохранилось что-то помещичье, несмотря на простую студенческую обстановку, в которой он жил до старости. Проповедник самой жестокой и непримиримой революции, сохранивший до смерти свои якобинские убеждения, не признававший со своей точки зрения не только новоявленных социал-демократов, но и народовольцев, являвшийся открытым приверженцем идей французского конвента, в частной жизни своей он в то же время отличался крайним добродушием и даже некоторой домовитостью. Так, например, любя порядочно покушать, он иногда лично отправлялся по утрам на базар, чтобы купить там хорошую утку или пару рябчиков.

 Человек весьма образованный, он, однако же, мог читать лишь книги одного радикального направления, и я помню, как во время одного из многочисленных диспутов в частном собрании политических ссыльных, в котором и я принимал участие, кто-то при нем упомянул о Тэне[7], как о справедливом изобразителе судеб французской революции, и как он с бешенством напал на этого приверженца Тэна. Когда же тот, видя из самой речи Заичневского, что он вовсе и не знаком с Тэном, заметил ему это, то Заичневский, с азартом и нимало не смутившись, отвечал: "Да, как же, стану я читать подобную мерзость! Да ведь и совершенно достаточно прочесть первые четыре страницы в сочинении этого господина, чтобы понять с кем имеешь дело". И тут сам он добродушно расхохотался; засмеялись и все слушатели.

 В "Восточном обозрении" Заичневский вел иностранный отдел, и я помню, как Горемыкин, который лично цензуровал "Восточное обозрение", и надо сказать, цензуровал очень строго, говаривал мне, не скрывавшему от него своего участия в этой "антиправительственной" газете: "Умный человек у вас ваш Заичневский и с большим интересом читаю я всегда его статьи по иностранной политике, -- но только чудак! Охота же ему писать так много для меня, единственного его читателя, потому что ведь почти все, что он ни напишет, я велю зачеркнуть красными чернилами". Я передавал этот отзыв генерал-губернатора самому Заичневскому и помню, как он добродушно смеялся.