Войска польские усиливались, и граф Денисов отступал, останавливаясь по временам для удержания неприятелей. Так, 16-го апреля дрались при реке Нидице, 29-го апреля и 1-го и 6-го мая - под Полонцом, 7-го - при Сташеве. Здесь, к войскам графа Денисова, присоединился отряд генерал-майора Хрущова. Граф Денисов имел в виду дать сражение при Сташеве, но как в это время другой неприятельский корпус переправлялся через Вислу, с целью соединиться с Костюшко, и бригадир Фролов-Багреев не мог предупредить переправы, то казацкий генерал потянулся к границам Пруссии. "Храбрый премьер-майор Краснов за полученные раны произведен был в подполковники и находился с полком Яновым, в отряде Хрущова, почему и сделался, как старший, моим и всех Донских полков начальником; но, по несчастию, при Сташеве был опять тяжело ранен, выехал из корпуса, для лечения, в австрийский кордон, а казаки и были все подчинены мне, с которыми прикрывал наш корпус".
При отступлении казаки Денисова имели с неприятелем сшибки: 13-го мая при Зогае, 16-го - при Слуне, 19-го и 20-го - при Тернове. У Костюшки было от 25 до 30-ти тысяч войск; у графа Денисова - не более семи тысяч. Польский генерал упустил время напасть на русских у дефиле, за Терновым, и дал возможность свободно отступить к Щикочину. "Здесь я получил приказание полковника графа Апраксина - пленить во что бы то ни стало одного из неприятелей и доставить в главную квартиру, и когда это не удалось и разъезд казаков возвратился из поиска с несколькими своими ранеными, то мне прислали выговор.
"Я написал в рапорте, что у меня нет поляков в команде и что не могу их схватывать как и когда хочу, а только беру когда могу". С тем вместе вызывался, буде генерал позволит, самому идти в партию. Приказал этот рапорт переписывать, а сам вышел из палатки и увидел близ себя, полка моего, храброго казака Быкодорова. Он сделал мне почтение и спросил, почему я не весел.
"Зная его, как очень храброго, рассказал ему обо всем. Тогда вызвался он охотою испытать свое счастие, ежели я позволю. Я велел ему выбрать каких он хочет и сколько (хочет) казаков, но он не взял более, как двух своих всегдашних товарищей. При сем не могу умолчать о странном дружелюбии храбрых людей.
"Быкодоров свойства был горячего и горд до грубости; иногда позволял себе выпить излишнюю рюмку, временно и довольно редко, но всегда пред сражением и во время сражения был трезв. Казак Черников, уже весьма не молодых лет, совершенно трезвый, тихой до того, что никто не слышал бранных от него слов, услужливый и богобоязливый, но стойкий в случае несправедливой обиды, третий - пьяница, дерзкой и буян. Они были разных станиц и артелей, но во время боя - рады умереть друг за друга, и ежели один из них скачет, - что при экзерцициях врассыпную, часто случалось, - на неприятеля, или находится в опасности, тогда другие, забывая себя, стремятся к своему товарищу. С сими-то Быкодоров пустился без всякого другого наставления, как только достать хотя одного (поляка) в плен.
"Отъехав от полку, Быкодоров приказал своим товарищам ехать сзади себя за ним, на таком расстоянии, что могли видеть все его действия".
"По уговору с Быкодоровым они должны были помогать ему в случае возможности; если же он будет отрезан сильным неприятелем, то его оставить и спасать себя. В одном селении два неприятельские кавалериста заметили Быкодорова, пустились уходить к своей цепи и к лагерю, а Быкодоров за ними. Дело было днем, пред полуднем. Проскакав (польскую) цепь, кавалеристы предупредили о погоне за ними, но часовой принял казака, в синем мундире, каковые и в их войске есть, за одного из своих. Быкодоров подскочил к нему, выхватил у него за эфес саблю и пистолеты и бросил их в сторону. Подскакали двое товарищей казаки, окружили часового, схватили за повода его лошадь и опрометью поскакали назад. Часовой, как сам потом рассказывал Быкодорову, не успел опомниться, и сознался, что не может себе представить, что сие с ним было".
"Того же мая 24-го дня (1794 г.) неприятельские небольшие отряды, пехота и кавалерия, подходили к казачьим полкам; в таком случае хотя я и не велел полкам вступать в сильное сражение, но некоторыми, быть может нам только известными, оборотами взяли несколько в плен и побили; но войсковой старшина Попов, командуя Яновым полком и, по запальчивой храбрости ударив в редколесье (на прогалинах, между лесами) на пехоту, потерял убитыми четыре и до десяти ранеными".
"25-го мая, когда казачьи полки были вокруг наших войск порознь, а мой полк оставался на прежнем месте, рано поутру, получил я донесение, что неприятельская армия одною колонною, скорым маршем, идет к нашему корпусe. Я дал знать моему генералу; послал казачьим полкам повеление, чтоб спешили со мной соединиться, и с полком моим потянулся против неприятеля. Я скоро увидел, что мои партии, соединенно с пикетными, сильно преследуемы неприятелем, а потому приказал храброму войсковому старшине Грузинову взять охотников и скрыться в стороне, в лесок, и ежели неприятельские передовые несколько его проскачут, чтоб храбро в них ударил; сам же я поскакал к тем, которых гнали, и направил их отступать к приготовленной засаде. Неприятель, видя малое число наших, без обороны уходящих, гнался без всякой осторожности. Майор Грузинов, вылетев из лесу, ударил с большою отважностью в бок; бегущие спереди опрокинули неприятеля; при этом многих убили, до 20-ти человек взяли в плен, и вскачь отступили перед их армией. На сем месте остановился неприятель на короткое время, усилил отряд передовой кавалерии, и уже, не нападая на казаков, польская армия шла прямо вперед по дороге, через лес лежащей; а я с полком - в обход онаго; тут прискакал ко мне Янов полк. Когда войска польские прошли лес и вышли на поле, а я с полками успел обойти и впереди стать, явился и Орлова полк, под командою премьер-майора Николая Васильевича Иловайского".
"Неприятельская армия остановилась в ордер-баталии фронтом, лагерем; кавалерия сошла с лошадей в виду нашего корпуса, не далее пяти верст расстоянием. Я обо всем часто доносил моему начальнику. Казаки стояли, рассыпавшись, по полю, дабы не потерпеть от выстрелов ядрами; неприятель стоял покойно; отряд кавалерии, от трех до четырех сот человек, выступил вперед и, пройдя версты полторы, остановился и был на лошадях; я решился оный разбить и, дабы удалиться от большого дела, решился произвести то малым числом. Подъехав близко, осмотрел и возвратился с мыслями, что это можно. Тут подъезжает ко мне премьер-майор Иловайской и спрашивает, о чем я думаю? Но я ему не сказал намерения своего, а отвечал довольно сердито за нескорый его с полком приход. Он оправдывался, что не он виною, а генерал Рахманов, который не скоро его отпустил, и что он угадывает мое намерение и берет на себя произвесть оное. Я благодарил за ревность к службе и геройский дух, и открыл ему мою мысль; при этом сказал, что ежели сие исполнится малым числом, то вся армия неприятельская будет зрительницею (нашего подвига; мы вселим) страх в каждого и даже облегчим себя тем, что неприятель вперед уже не осмелится отважно на нас наступать".
"Я решился взять из Орлова полка сто человек, да из Янова полка человек 50, с капитаном Красновым, очень храбрым. А как полки были вместе и готовы, то в момент сия команда составилась".
"Майор Иловайской поставил оную лавою, отдал нужный офицерам пред казаками приказ, взял в руки дротик и воскликнув: "Любезные друзья, вперед!", пошел прямо на неприятеля шагом, а сам на удалом коне впереди. Неприятельская застава, видя сие, начала устраиваться и обнажила палаши. Иловайский, подошед на ружейный выстрел, пустился рысью и ударил с такою храбростию, что в минуту опрокинул всех, и прогнав несколько войск, ретировался и гнал перед собой человек 50 пленных, за убитыми осталось на месте, по крайней мере, столько же. При отступлении увидели сзади нас скачущих человек с десять прусских офицеров, которые явились ко мне, сказывая, что они скачут из своей армии, которую сам король ведет и очень уже близко, и просили, чтоб я им пересказал последнее действие, которое они частью видели. Я удовлетворил, хотя с нуждою, их желание, потому что надо было объясняться по-французски, каковой язык худо я умею. Они откровенно сознались, что ежели бы не были самовидцы, то бы не поверили".
"После сего неприятельская вся кавалерия села на конь и выступила линией против казаков. Я приказал, не делая ни одного выстрела, отступать спокойно; неприятель, пройдя версты три, остановился и через полчаса возвратился в лагерь к своим, когда солнце уже закатилось".
"26-го мая (1794 г.), рано услышали мы подтверждение, что король Прусский тот же день соединится с нами. Граф Денисов поскакал к нему навстречу и скоро с его величеством возвратился. Прусские войска показались и, по малом отдохновении, все устроились и пошли в атаку. Правый фланг составляли прусские, а левый - российские войска; казаки находились в самом конце левого фланга и примыкали справа к Смоленскому драгунскому полку".
"Сражение начато в средине пехотою. Наши шли, как стена, не останавливаясь и не подаваясь назад; неприятель скоро был потревожен, но держался; начальники их скакали во все стороны с приметною торопливостью. Гром пушек, стрельба ружей и военные крики заглушали уши".
"В это время вся неприятельская кавалерия гордо и отважно двинулась на нашу кавалерию и казаков. Я приказал казачьим полкам равняться с нашею регулярною кавалериею. Все наши полки двинулись и полетели в атаку; неприятель то же сделал; слетелись, остановились в дистанции такой, что лишь саблями не могли рубиться, но наши скоро ободрились, крикнули, пустились вперед, неприятель был опрокинут и вогнан в средину бегущей уже польской пехоты, от которой казаки многие были убиты и ранены. Польские войска в беспорядке бежали, но осыпали нас пулями, и вся наша кавалерия принуждена была отскакать в сторону, чтобы устроиться".
"Неприятели вбежали в лес и скрылись в оный; король приказал всем российским и прусским войскам остановиться и не пошел преследовать бегущих".
Свободное копирование
