А между тем мы продолжали беззаботно веселиться, хотя некоторые из нас стали лишенцами. Собирались мы танцевать фокстрот в наиболее просторных квартирах — у Ильинских на Поварской, у нас на Еропкинском. Звали нас к Никуличевым в Мертвом переулке. Это была очень гостеприимная семья — отец нэпман, бывший капиталист, мать, две дочери и сын. И еще собирались мы в Мерзляковском переулке, в роскошной квартире Александры Львовны Толстой. Сама хозяйка отправилась в Японию читать лекции о своем великом отце, а гостей принимала ее секретарша, молодящаяся, очень энергичная дамочка. Позднее, когда узнали, что дочь Толстого поносит Советскую власть, эту секретаршу посадили. Куда делась вся обстановка — не знаю, а квартиру отдали какому-то вождю.
Сестры Никуличевы затеяли домашний спектакль. Выбрали пьесу "Хозяйка гостиницы" Гольдони. Актерами были обе сестры, Михаил и Андрей Раевские, Лена Урусова, не помню — кто еще, режиссером — Юша Самарин. Репетировали с увлечением. Однажды на такую репетицию попал и я, запомнил, что очень вкусно кормили, подали даже апельсины, что было тогда большой редкостью. Между собой про угощения мы почему-то говорили: "Ты знаешь, какой там был отец Тихон — закачаешься!" Откуда пошло такое выражение, не знаю. И вдруг репетиции прекратились, спектакль был отменен. Что произошло у Никуличевых не помню. Они были тоже лишенцами и, наверное, считали, что им грозят какие-то напасти.
Зачастил на наши сборища мой двоюродный брат Алексей Бобринский. Мы все знали, что он уже четыре года являлся тайным агентом ОГПУ, предупреждали об этом каждого нового знакомца, но полагали, что Алексей следит прежде всего за гостями его сестры Сони и ее мужа Реджинальда Уитера — иностранцами. Он служил секретарем у одного американского корреспондента. Словом, дел и без нас ему хватало. А все же мы остерегались при нем говорить обо всем том, о чем думали.
Однажды произошел такой случай: играли мы в шарады, одна сторона ставила, другая отгадывала. По ходу действия начали нагромождать один стул на другой. Поднялась башня под самый потолок и с грохотом рухнула.
— Это социализм строится! — воскликнула Ляля и тут же осеклась.
Наступило неловкое молчание, все переглянулись, я искоса взглянул на Алексея. Да, за такие словечки тогда могли бы пришить 58-ю статью, но все обошлось. А вообще мы были далеки от политики и не очень интересовались, что тогда происходило на свете и скоро ли наступит мировая революция. Я газеты привык читать с детства, но думал о тогдашних мировых событиях про себя, иногда рассуждал с отцом.
От Реджинальда Уитера доставлялись французские газеты «Temps», ими зачитывались дедушка и отец, со словарем читал и я. Каждая газета была в шестнадцать страниц, с многими занятными происшествиями, с описаниями преступлений и судов. Когда агенты ГПУ похитили белогвадейского генерала Кутепова, этому злодеянию было посвящено несколько столбцов в нескольких номерах газеты.
Однажды несколько человек — наши двоюродные Саша и Олечка Голицыны, Леля Давыдова, сестра Маша и я, еще кто-то сидели у Ильинских. Неожиданно явился Алексей. Он предложил:
— Давайте договоримся: будем собираться раз в неделю и составим список членов нашей компании.
Начали называть фамилии. Алексей записывал, Ляля назвала свою двоюродную сестру Веру Бернадскую, которая к нашей компании не принадлежала. Раньше мы вместе учились в школе, но в параллельных классах, а после окончания я ее ни разу не видел.
Когда список был составлен, Алексей предложил всем нам, кто тут присутствовал, расписаться и протянул Ляле листок и американскую авторучку. А тогда такие ручки были в диковину.
Ляля собралась расписываться. Вдруг Саша Голицын незаметно ущипнул меня за руку и подмигнул мне.
— Не надо расписываться, — громко сказал он.
— Не надо расписываться, — сказал и я, учуяв в составлении списка что-то неладное.
— Ну, как хотите, — Алексей пожал плечами и спрятал список в карман…
Этот вроде бы незначительный эпизод я прошу читателя запомнить…
Свободное копирование
