Обычно в июне погода в Японском море и Татарском проливе стоит очень тихая, маловетреная. Наше плавание затянулось, и «Дежнев» смог выйти из Николаевска-на-Амуре только в середине июля.
Нерешительность и боязнь открытого моря у капитана доходила до анекдота. Он под всякими предлогами стремился задержаться в пунктах захода. На этой почве у него начали происходить столкновения со старпомом, которого в таких случаях я полностью поддерживал. «Дежнев» мог опоздать с своевременным приходом в Рекинское.
Увы, наши опасения оправдались: «Дежнев» прибыл к месту назначения только во второй половине августа. Так как залив Рекинский неглубок и во время отлива сильно мелеет, судно стало на якорь приблизительно миль за семь-восемь от пункта встречи. Командир поручил мне пойти на восьмивесельном баркасе к берегу встретить экспедицию.
К берегу мы подошли вечером, хотя было светло — на широте Пенжинской губы летом белые ночи. В корякском селении никого не оказалось. Примерно через час из мелкорослого леска вышел старик-коряк и направился к нам.
Мы наблюдали за ним, но не трогались с места, опасаясь его испугать. Приблизившись, старик поднял руку с письмом и закричал: «Вам, вам!». Я взял письмо и вскрыл… Выяснилось, что экспедиция Чуркина прибыла в Рекинское в начале августа и, прождав безрезультатно две недели, решила возвратиться в залив Корфа, считая, что с нашим учебным судном случилось что-то неладное. Зимовать в Рекинском Чуркин не хотел, а ожидать захода в это отдаленное место какого-либо другого судна было бесполезно — никаких рейсов выше реки Ичи не было.
Так нерешительность и недоверие к экипажу полковника Фохта поставили в тяжелое положение геологическую экспедицию. Примерно через год мы узнали, что на обратном пути несколько участников экспедиции погибло, в том числе и ее начальник инженер Чуркин…
На наш вопрос, где же население Рекинского, старик-коряк на плохом русском языке ответил, что все вернутся, когда он сообщит, что приехали русские. Он рассказал, что лет десять — двенадцать назад в Рекинское зашла японская шхуна. Экипаж ее забрал всю пушнину вплоть до одежды, изнасиловал женщин и сжег почти всю деревню. Коряки с большими трудностями перезимовали, никто им помочь не мог, так как вблизи нет других селений. Их спасли олени. Из шкур коряки соорудили себе жилье и питались только мясом.
Вскоре после того, как старик ушел, из перелеска появились мужчины, а через некоторое время и женщины с детьми. Мы раздали корякам все имеющиеся у нас запасы продовольствия — сахар, конфеты, консервы, соль. В знак благодарности жители наловили для нас в небольшой речонке много кеты и горбуши.
Одно только напугало коряков. По договоренности с Фохтом мы должны были при наступлении сумерек, около десяти часов вечера, пустить несколько сигнальных ракет разных цветов, что означало бы условно, высадились ли мы в Рекинском и встретили или нет экспедицию. Как только раздался первый выстрел, все население с криком бросилось бежать к лесу. С нами остался только старик, который, по-видимому, решил, что ему все равно пора умирать. Зрелище было подобное тому, которое наблюдал Робинзон, когда дикари услышали первый ружейный выстрел. Но затем, увидев, что ничего особенного не произошло, коряки возвратились обратно.
На борту «Дежнева» побывали все жители селения. Их поражала каждая мелочь. Мы, как могли, объясняли назначение предметов.
Во время стоянки я, выполняя приказание капитана, определил астрономический пункт на левом мысе залива Рекинский. В дальнейшем мои вычисления проверил начальник гидрографии Восточного океана, они оказались довольно точными. Это незначительное событие сыграло некоторую роль в моей морской службе, о чем я расскажу несколько позже.
Свободное копирование
