Почти до самого экватора дул ровный постоянный пассат. В тихие вечера мы собирались на баке и под еле слышный шелест парусов и ласковое журчание воды у форштевня вели долгие разговоры о море, плавании, о России. Иногда к нам присоединялся Неупокоев, тогда мы читали Чехова или слушали рассказы Владимира Константиновича о дальних походах и нелегкой, но прекрасной и полной романтики морской службе.
Неупокоев рассказывал нам о своем плавании на крейсере «Память Азова», когда в 1894 году его «почтил своим присутствием» сам будущий «Самодержец Всея Руси» — Николай Романов, в то время еще наследник престола. По традиции каждый вечер один из офицеров приглашался на обед в салон Их Императорского Высочества. Всеми правдами и неправдами молодые моряки старались избежать этой высокой чести. Наследник, по словам Неупокоева, был человеком нелюдимым и неприветливым. Во время обеда он неожиданно вдруг устремлялся немигающий взгляд на сидевшего напротив офицера и невидящими светлыми глазками словно смотрел сквозь него. Создавалось впечатление, что, кроме будущего царя, в кают-компании никого нет. Кусок застревал в горле у «счастливчика» и заманить его на обед второй раз было не так-то просто. Правда, находились и любители пообедать в присутствии августейшей особы, что им с радостью и предоставлялось.
Помимо морского дела, в часы учебы мы усердно занимались английским языком, а желающие вместе с Неупокоевым осваивали эсперанто. Владимир Константинович считал, что единый международный язык может значительно сблизить нации и поможет им договариваться без оружия.
Все ближе и ближе мы подходили к экватору. В Зондском архипелаге пассат постепенно начал слабеть, Белесый шар солнца в полдень висел прямо над головой, кругом растекался отраженный от застывшей поверхности воды слепящий свет. Нестерпимая жара приводила к тому, что в полдень жизнь на барке замирала. Маловетрие сменилось полным штилем. «Викинг» пересек экватор и словно замер с обвисшими заштилевшими парусами. Никакого праздника Нептуна, о котором мы столько слышали и мечтали, не было. Сами датчане не раз уже пересекали этот пояс земли, а купать нас, очевидно, стеснялись или просто разомлели от жары, так что даже не хотелось ни двигаться, ни праздновать. Жизнь на барке словно замерла. Слабое течение относило нас то на север, то к югу, иногда вдруг из белесой массы воды словно выныривал жемчужный, покрытый светло-зеленой яркой каймой тропической растительности, атолл. Иногда днем над барком появлялись фаэтоны или альбатросы, да спасаясь от преследования хищников с легким треском, как стрекозы, выскакивали из воды стайки летучих рыб и шлепались на горячую палубу. Единственно, кто чувствовал себя действительно, как «рыба в воде», — это вертевшиеся вокруг «Викинга» акулы. Однажды мы прошли совсем близко от маленького, как будто состоящего из одних густых зарослей манговых деревьев, пальм и лиан, островка. Но командир Андерсен не разрешил спустить шлюпку. Возможно, он опасался враждебно настроенных против белых туземцев или еще встречавшихся в тех широтах пиратов. Последнее было вернее, так как на ночь на «Викинге» выставлялась усиленная вооруженная вахта.
Двадцатидневный штиль на экваторе среди разбросанных островов Зондского архипелага утомил экипаж. По непонятным причинам «Викинг» не зашел ни в один из портов. Стало сказываться однообразие питания, Пресная вода тоже оставляла желать много лучшего. Больных среди команды не было, но люди стали какими-то медлительными и апатичными. Все с нетерпением ждали хотя бы слабого ветерка, который помог бы «Викингу» выйти из полосы мертвого штиля.