ГЛАВА 7
В середине 60-х годов Валерий работал в ночном баре для иностранцев в Петербурге. Он рассказывал мне, что ходит на работу к 12 часам ночи и на вкус иностранных посетителей одевается под русского «Ваню» в красную косоворотку, и носит на сцене сапоги. (Стрижку он сделал себе под горшок и называл её «ветер дует сзади».) Исполняет русские песни и романсы. С улыбкой он рассказал мне, как нашёл способ использовать наше доблестное КГБ. За ним в баре приставили соглядатая, приглядывать: уж не начнёт ли Агафонов дружить с иностранцами или намекать им романсами на неудачи в строительстве коммунизма. Валерий вычислил своего нового «друга» и стал у него постоянно одалживать деньги и не отдавать. Тот ведь не может с ним рассориться и вынужден терпеть сколько угодно, лишь бы быть рядом! «Стало быть», - заключил Валерий - «пусть он мои долги спишет на счёт своей операции».
Во время этого моего посещения Ленинграда, Валера показывал мне много своих фотографий: его пробы в разных ролях - и в гриме и без.
В дальнейшем коренной ленинградец, перекрасив волосы в чёрный цвет, исколесил в образе цыгана всю страну вместе с цыганским ансамблем «Земфира»: откуда только я не получал телеграмм с приветом или поздравлениями.
...Однажды он неожиданно приехал к нам в Ригу с тортом для моей матери и, конечно же, с гитарой. Воодушевлённый успехом, привёз большую розовую афишу о своих концертах в Польше и газету с фотографией и статьёй под названием «Яго капризна звязда».
Вечером, сидя за накрытым столом, пел для нас романсы. На проникновенный голос собрались жильцы (ранее враждовавшие), некоторые всхлипывали; они стали угощать примирившего их своим пением Орфея, приглашать к себе. Все пошли в большую комнату к соседке, где Валерий опять пел. Засиделись допоздна. Он явно пользовался успехом, мастерство его окрепло. В некоторых местах его исполнение было таким действенным и сильным, что у меня по спине бегали мурашки. Я всегда это считаю явным признаком настоящего искусства.
Разглядывая газету со статьёй об Агафонове на польском языке, невольно мысли мои переключились на отношение к нему и его творчеству в родном городе (так сказать, на «Родине»!), где «допуска» на сольный концерт исполнителю романсов век не видать!
Когда мы улеглись спать (из-за стеснённости в жилье мы спали во время его приездов под одним одеялом) - он быстро заснул и спал спокойно, а я долго ещё не мог уснуть, думая о нём, о судьбе, о жизни, обо всём...
В конце 60-х годов (кажется, в 1969г.) Валерия приняли актёром в драматический театр Вильнюса. Он мне говорил, что в Литве к нему относятся хорошо, что получил комнату для жилья... Зная, что я пишу стихи, он привёз мне в подарок из Литвы книгу стихов понравившегося ему поэта Юрия Григорьева, четыре строки из которой я поставил эпиграфом в начале своих воспоминаний.
Читая вслух выборочно из этого сборника («Август»,1968 г., Каунас), Валера особо останавливался на стихотворении «Ленинграду», который «ломовиком в упряжке везёт порфироносную вдову». Он с чувством декламировал это стихотворение. Очевидно, «северная столица» всегда была с ним: в мыслях и сердцем он оставался верен родному городу - где бы не приходилось ему жить.
...Я в то время работал в области прикладного искусства: металл, янтарь, дерево... Однажды, после бури, нашёл я на взморье сломанную сосну и отпилив с её вершины большую ветку, в которой разглядел интересные повороты, сделал деревянную композицию в виде змеи. Она висела у меня на стене.
Обожённая полированная змея, длиною (если вытянуть) метра три-четыре, понравилась Валерию, и я подарил это произведение товарищу. В троллейбус змея не входила и Агафонов пронёс её по городу до вокзала лично (я нёс его гитару). Мы осторожно занесли мой подарок в вагон поезда уходящего в Вильнюс...Где теперь этот «знак Валеры» по гороскопу и сохранился ли он?
На этом я вынужден прервать воспоминания, так как после этого отъезда Валерия мы больше не встречались.
Заглянуть в самую глубину души моего друга, понять скрытые мотивы и особенности его несомненно редкой и выдающейся личности мне не довелось. Во-первых: Валерий при всей его общительности и разговорчивости не был болтуном.(Например, о своём сердце или о болезнях он НИКОГДА не говорил.) А во вторых: я не из тех людей, кто лезет в душу к другому, даже если и приглашают.
Почему он не искал меня (а, может быть, искал, да не нашёл в связи с моими переездами?) - не знаю. Мне кажется, что, в глубине души, жалея младшего друга, он охранял меня от той скверны и богемы, с которой обычно связана деятельность актёра и в которую ему пришлось окунуться.
Взрослая жизнь оказалась значительно более жестокой и грязной, чем наши отроческие мечты и надежды, а его открытой деятельной натуре не подходил мой путь внутренней эмиграции: ухода в себя от совдеповской действительности. Путь - пригодный, скорее, для интроверта...
Почему не искал его я, почему, вот уже более тридцати лет, не был в городе на Неве, - об этом можно, конечно, размышлять, но это уже другая тема.
О смерти школьного товарища я узнал поздно и случайно - из разговора со знакомым в 1994 году. Я не представлял, что Валеры может не быть на свете! И уже десять лет!
Тогда же я написал стихотворение «На смерть друга». Дописав ныне несколько строк, хочу им закончить свой рассказ, за который взялся, узнав, что на Моховой в ноябре открылась мемориальная доска в память Валерия Агафонова и, судя по газетным заметкам, существует желание узнать больше о жизни «петербургского исполнителя романсов», «признание к которому пришло слишком поздно».
На смерть друга
О, Жизнь, в твоей прекрасной Книге
Смерть вырывает наугад
Страницу... и, в неразберихе,
К нам всё приходит невпопад!
Мы и рождаемся нежданно,
И умираем - вечно - вдруг...
И на душе темно и странно
От слов застывших: умер друг.
...Товарищ - с родственной судьбою -
Тех нежных, отроческих лет,
Который боль делил с тобою,
Мечты, надежды и обед.
Дитя войны, дитя блокады...
Рос в коммуналке, без отца,
Среди морозов Ленинграда
Сам вырастил в себе Певца.
Пел от души. Без микрофонов.
И вдруг оборвалась струна...
Ах, Агафонов, Агафонов,
Да что ж ты так? Ведь не война!
Не принимаю смерть, как данность
Твоей возвышенной души!
Со странным чувством не расстанусь.
Ты поспешил, ты поспешил...
...Жил в городе король романса -
Чуть-чуть лишь подыграй, судьба!
...Кто в «горн дудел» - тому авансы,
А тут - убийственно слепа...
В России любят разбираться:
«Кто виноват?», «С чего начать?»...
Слова речей и аннотаций
Не снимут с уст его печать.
Но разве ж это нам в новинку -
Лишь мёртвым возносить хвалы?
Так лучше вознесём... пластинку
К прикосновению иглы!
И гармонические звуки
И струн, и голоса певца
Расскажут о любви и муке,
И о предчувствии конца...
Неспешных звуков благородство,
Как исповедь перед тобой!
В романсе с Чистым Миром сходство
Нашёл Валерий с Моховой.
И сам стал, как романс, народным!
Преодолев судьбу и смерть,
Он продолжает в нём сегодня
Всем чувством жить и сердцем петь!
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Стою у памятного дома.
На нём теперь доска. Твоя.
Всё так знакомо,.. так знакомо...
«Валера, здравствуй, это - я!»
Декабрь, 2000 г.
Свободное копирование
