И вдруг однажды как гром ударил. Распространилась страшная весть: студентка первого курса Исламова повесилась в номере гостиницы «Националь». Появились у нас мрачные фигуры следователей, а из газет мы узнали, что арестованы члены РАППа поэты Альтшуллер, Аврущенко и Анохин. Их обвинили, что они заманили Исламову в номер гостиницы, напоили ее и изнасиловали. А была она не просто хорошенькой студенткой, русской по национальности, а еще и женой одного из узбекских вождей.
Газеты подняли не просто крик, а шакалий вой. "Дело Альтшуллера", "Дело трех А" — чередовались из номера в номер заголовки. Смрадными помоями обливали наши ВГЛК — там клубок змей, гнездо разврата, профессора-идеалисты, золотая молодежь, есенинщина, чуждые элементы… Не забыли и светлейшую княжну, и Киру Жуковскую.
Как раз тогда посадили большую компанию молодежи: юноши и девушки где-то собирались, танцевали фокстрот. О "деле фокстротистов" много было разговоров. В газетах и их пристегнули к оклеветанным из ВГЛК.
И ни в одной статье никто не упрекнул РАПП: как же это вы допустили, что в ваших пролетарских рядах завелась такая нечисть?!
И никто не выступил в защиту ВГЛК, не написал, что преступники не являются студентами, а поэтами, да еще пролетарскими.
У нас было общее собрание. Я на нем не присутствовал, ушел вместе с Валерием Перцовым. Пишу со слов покойного писателя Юрия Домбровского, который был студентом ВГЛК на курс моложе меня.
Он мне рассказывал, что собрание было очень бурным, студенты выступали с негодованием и для всех троих преступников требовали смертной казни. Выступал и Юрий Домбровский, и хотя он тоже выражал свое негодование, но сказал, что это дело суда, а не студентов решать судьбу преступников. Его проводили свистками.
А некоторое время спустя он был вызван в некое учреждение, где чрезвычайно интересовались его папой и мамой, его мыслями и убеждениями и отпустили. А сколько-то лет спустя он был арестован, и во время следствия ему припомнили его выступление. Он получил три года ссылки в Алма-Ату.
А тот суд приговорил Альтшуллера как зачинщика к пяти годам тюрьмы, Аврущенко — к трем годам, Анохина — к двум годам; всех — без строгой изоляции. Какие смягчающие обстоятельства нашел суд для своего приговора, не знаю, видимо, стандартное, "принимая во внимание пролетарское происхождение и первую судимость", да, наверное, были в суд и телефонные звонки сверху. А на самом деле мерзавцы заранее договорились напоить свою жертву, заранее распределили, кому начинать, кто вторым, кто третьим. Обстоятельства преступления были явно отягчающими. Дальнейшая их судьба сложилась, вероятно, так, как у обычных уголовников: они «перековались» и со всеми зачетами были выпущены на свободу досрочно.
Куда делся Анохин — не знаю; фамилия Аврущенко значится первой по алфавиту на мраморной доске со списком погибших на войне, которая находится в Центральном Доме литераторов, а фамилию Альтшуллера я обнаружил в справочнике Союза писателей — некий поэт, живет в Риге, тот ли это — не знаю.
Студент Игорь Даксергоф всегда был скрытен и, казалось, без особого увлечения ходил слушать лекции, а тут под впечатлением судебного процесса написал драму, я ее не читал, а кто прочел, говорили, очень талантливо. Он ее отдал в какие-то театральные верхи, там одобрили — тема-то злободневная, но предложили переделать: пусть главный герой будет армянином, грузином, немцем, латышом — любой национальности, только не евреем. Автор переделать отказался и рукопись сжег.
Свободное копирование
