Конечно, запомнилось как отмечались в семье Дни рождения. У Мары это было 19 января, у отчима – 20 января, у меня - 21 января. Обычно отмечали для всех троих в «мой» день. Взрослые и детвора усаживались за отдельными столами – ели и пили (дети, конечно, только ситро). Из всех подарков, полученных мною в довоенные годы, запомнилась игра «аквариум», в которой удочкой с намагниченным крючком надо было вытаскивать («ловить») из коробки различных рыбок. Был у меня потом ещё и металлический конструктор, но в его освоении я особо не преуспел – далее сооружения примитивных тележек и вагончиков дело не пошло. Помню ещё в доме были три мяча разного цвета – большой, средний и маленький, на которых мама демонстрировала мне вращение Земли (средний мяч) и Луны (маленький мяч) вокруг Солнца (большой мяч), пытаясь, таким образом, ответить на волновавшие меня тогда вопросы мироздания…
21 января, как известно, было днем смерти основателя Советского государства В. И. Ленина, поэтому взрослые старались подчеркнуто особо не шуметь, а «партийная» тетя Бетя приходила обычно поздно, после собрания на своей работе и никогда не пила со всеми. Тогда этот день отмечали торжественными заседаниями под лозунгом: «Ленин умер, но дело его живёт»…
Среди молодых людей – кавалеров и потенциальных женихов старшей сводной сестры Фиры (Эсфири) - это была живая, симпатичная брюнетка, типичная дочь Израиля - выделялись двое: один из них был студентом-историком, звали его Даниил. Он, полагаю, привлёк внимание сестры тем, что подарил ей, студентке 1-го курса Медицинского института, необычный экспонат (для практических занятий, что ли) - настоящий человеческий череп ! Фира, отличавшаяся чувством юмора, аккуратно надписала на черепной крышке имя этого своего ухажёра – «Даня»… Этот экспонат всегда стоял на рояле, и я, выполняя музыкальные упражнения, постоянно лицезрел нашего «Даню», телесный и одухотворённый прообраз которого одно время прочили Фире в мужья…
Надобно сказать, что в доме было много медицинской литературы, и я иногда (с некоторым внутренним «содроганием») рассматривал красиво иллюстрированные тома «Анатомического атласа человека», где в красках были нарисованы «объёмные» рисунки различных частей тела с рельефными ярко-красными мышцами и синеватыми внутренними органами человеческого организма. Не верилось, что люди под кожей такие же, как висящие в мясном отделе харьковского крытого рынка туши коров и свиней, которых мне приходилось видеть во время моих походов с мамой на базар…
…Будущий историк Даня настолько возбудил своими рассказами мой интерес к археологическим раскопкам, что я перерыл весь сад и многие окрестные помойки, таская домой различные кости (предполагалось, что это – ни больше, ни меньше – кости динозавров). Когда я как-то выкопал и с восторгом притащил домой целую лошадиную челюсть и соответствующий набор к ней различных мослов, моей археологической карьере родителями был решительно поставлен конец – оказалось, что я посягнул чуть ли ни на один из загородных скотомогильников…
Другой поклонник старшей сестры Эсфири – Евель Самбур - был уже немолодым по жениховским меркам того времени человеком, ему было 28 лет. Он был мастером спорта по силовой акробатике (какое-то время даже учился в цирковом училище) и, естественно, стал моим кумиром. Как и сестра, он учился в медицинском институте и выделялся среди прочих кавалеров своей серьезностью и основательностью. Родители, уходя вечерами, доверяли ему дом, детей и всю гуляющую молодежную компанию, будучи абсолютно уверенными, что ничего предосудительного не случится.
В то время у молодежи (и людей, вообще) были несколько другие представления о морали и чести, нежели сейчас. Помню какой «общественный резонанс» на нашей улице получило громкое событие – в соседнем доме отравилась почтенная мать патриархального семейства Кондрашовых, которая выпила целый флакон йода и умерла в страшных мучениях, не вынеся «позора», когда её красавица-дочь, которую прочили другому, вдруг неожиданно сошлась (по любви!) с разведённым, намного старшим ее человеком и, не венчавшись, расписалась с ним гражданским браком. В довоенное время это было большим позором для «приличной» семьи, дорожащей традициями и репутацией в глазах родственников, соседей и знакомых…
Почти тогда же, в 1939-м году, свой первый УЖАС перед непонятной и мистической СМЕРТЬЮ («что это всё же такое?») я испытал на похоронах соседского мальчика, катавшегося зимой на лыжах и провалившегося в воду на льду Лопани. То странно-жуткое ощущение, охватившее меня на похоронах, когда я увидел своего «заснувшего» навеки товарища, помню до сих пор…
Свободное копирование
