Начались экзамены. Нас неплохо натаскивали на подготовительных курсах, которые, кстати сказать, были вполне по карману даже таким девочкам, как я, жившей в семье с очень скромными средствами. Тут главное было набраться храбрости и запастись терпением. Мне хватило и того и другого. Например, я шла в потоке со школьниками. Требования максимальные: должны быть все пятёрки и только одна могла быть четвёрка за сочинение. Плюс, очень высокий средний балл в аттестате. Тогда только-только ввели этот средний балл. Тогда же отменили серебряные медали, а начали выдавать грамоты по особым предметам. Мой средний балл аттестата был 4,75. Это хорошая цифра, но недостаточная для успеха на журфаке.
Некоторые, слабонервные, получали первую тройку по сочинению и шли в приёмную комиссию забирать документы. Я же не видела смысла в этом «отступничестве»: надо было пройти весь путь. Нам рассказывали, что на тот момент за всю историю журфака за сочинение было всего две «пятёрки». «Четвёрка» считалась лучшей оценкой, а «трояк» был тоже учитываем, поскольку это не «двойка».
Мне не повезло в том, что таких школьниц, как я, из провинции было очень мало. Я шла в группе с москвичами. Я запомнила, что со мной в группе была Наташа Хмелик – это дочь главного редактора журнала «Ералаш», она имела публикации в журнале «Юность». Я читала её рассказики, следила за ней из своей провинции. Мне было интересно её увидеть, ведь заочно я её знала. Она была очень раскована, отчаянно дымила сигаретой (все школьницы-москвички тогда это мастерски делали). Когда узнала о своём отличном результате, подпрыгивала высоко и не очень изящно, но вполне радостно. Она была после московской спецшколы. Это значит, что их английский был идеальным для поступления в МГУ.
Я же выглядела на фоне москвичей очень бледно. Что можно было сказать о моём английском? Я уже всё о нём сказала в своей повести «Повспоминаем, сынок». Это было некое недоразумение, а не язык. Но, тем не менее, я его сдала. На «тройку». Потом шла история, на которой я путано отвечала на вопросы, была косноязыка и всё время себя понукала: ну, ну. Когда я закончила отвечать, вслед за мной из кабинета вышел аспирант, который помогал преподавателю принимать экзамен, и сказал мне по-доброму:
– Девушка, я бы вам советовал обратить внимание на свою речь. Разве можно с таким обилием словесных сорняков излагать материал.
Я готова была провалиться со стыда. Но аспирант это предвидел, и говорил мне полушепотом, отведя меня в сторонку от остальных абитуриентов.
Из дневника.
«13 августа. …Послезавтра у меня последний экзамен. Живые, считайте меня не прошедшей по конкурсу.
А в Москве сейчас дождь. «Скоро осень. За окнами август». Люблю дожди, осенние жёлтые дождички».
Кстати о погоде. Лето 1972 года в Москве было жаркое и дымное – горели торфяники. Ещё 10 августа мне пришлось провожать друзей на вокзал ранним утром на такси. Голубоватый дымок окутывал улицы и проспекты, запах гари витал в воздухе. Поэтому дождика ждали все
Свободное копирование
