Дорога длилась сутки, за ночь мы доехали до Воронежа, потом пересели на поезд до Москвы. В столицу попали к вечеру, когда нас уже никто не ждал. Наверное, это и предвидел папа, что мне некуда будет податься в ночь. Мы с ним остались на ночлег в жестких вокзальных креслах, где даже невозможно было как-то прилечь. Тогда многие так и решали свою проблему ночлега в столице нашей Родины Москве. Кажется, к нам даже милиционеры не подходили, папа был в своей железнодорожной летней форме. Это я теперь так понимаю, что он меня подстраховывал, а тогда я была недовольна: зачем эта мне опека. Старалась как-то показывать себя абсолютно от него не зависящей. Он предлагал мне своё плечо, на котором можно было проспать всю ночь. Я упиралась, отодвигалась от него, свернувшись в три погибели, коротала ночь на жестком сидении. Прости меня, папа, за то, что я тогда так себя плохо вела, всячески стремилась быть самостоятельной.
Зато с утра мы уже были на факультете, где довольно быстро оформили свои дела и получили адрес, куда и отправились на моё поселение. Когда отец убедился, что я пристроена, что не буду ночевать на улице, что с утра я пойду на подготовительные курсы, он в тот же вечер и уехал. Но другие абитуриенты, самостоятельно приехавшие, удивлённо у меня спрашивали, почему меня привёз отец, наверное, подозревая либо мою абсолютную инфантильность, либо «длинную» его руку. А всё сводилось к такой простой и мудрой заботе о своей дочери.
Всё в университете было в новинку, что воспринималось мною как обязательный атрибут моей совершенно самостоятельной жизни. Да так и должно быть! Огромная белая мраморная лестница на факультете, на которой нам ещё не время было появляться. Высокий стеклянный потолок прямо над этой лестницей, под который нас не пускал строгий вахтёр. Рассказывали, что здесь снимали фильм «Старики-разбойники», и мы гордились этим, чувствуя свою причастность к кино.
В новинку была и стриженая лужайка в парке перед китайским посольством. И прудик с лебедями, которых тогда там не было, как не было и китайцев в своём посольстве. Примерно тогда звучало в эфире, пробиваясь через вой и треск, словно из другой галактики: «Мы побьём их собачьи головы…». А несколько раньше хунвейбины считались главными бандитами на земном шаре. Так что у китайцев, наверное, никого и не было в этом посольском комплексе. Но мы с моей подружкой из Старицы Светой Вараксо не обращали никакого внимания на политическую обстановку, любили лежать на траве неподалёку от прудика, а чтобы не терять время даром что-нибудь при этом читали из программы.
На Мичуринском проспекте росли целые аллеи из яблонь. На то он и Мичуринский проспект, ведь это Мичурин колдовал над новыми сортами фруктов. Тогда почему на Ломоносовском проспекте не было чего нибудь, связанного с Ломоносовым? Было, было! Это мы там были – будущие и настоящие студенты университета.
Так вот, нам со Светой надоело отсутствие фруктов. На магазин не хватало времени, чтобы стоять в очереди. Да вы что, забыли, какие всегда выстраивались очереди: за яблоками, за помидорами, за бананами, за апельсинами. Кажется, только ананасы можно было покупать в «Балатоне» без очереди. А нам хотелось зелени! И мы делали вылазки на этот Мичуринский проспект. Днём мы стеснялись собирать там яблоки, поэтому ходили вечерком, когда было темно. После одного такого похода Света записала экспромтом в моём учебнике по истории СССР на обороте обложки такие прелестные «юморные» стихи:
Выходила на берег Катюша,
Чтобы яблоки срывать в ночи.
В брюках молодецких, как Петруша,
В напряженьи стиснув кулачки.
Выходила, песенку цедила,
Зубы сжав и вглядываясь вдаль,
А когда машина проходила,
Пряталась поспешно за фонарь.
Хороша ты, ночка золотая!
С Катькой мы наполнили мешок.
Хорошо тащить его, болтая,
И плюваясь, словно носорок!
А вчерась сидели мы, скучали,
А сегодня будем яблок грызть!
Вот лафа! А мы не замечали,
До чего прекрасна наша жисть!
13.8.72.
Листок с этим маленьким шедевром от Светы Вараксо я вырвала из учебника себе на память, уже тогда, когда мне не нужно было зубрить этот предмет.