Исповедь. Целина

Исповедь. Целина

Фото: Бригада "Четыре Тенгиза" возводила телятник.

 Это очень дорогая моему сердцу эпопея, поэтому и решил посвятить ей несколько страничек. Во-первых, благодаря "летним трудовым семестрам" имею единственную правительственную награду - медаль "За освоение целинных и залежных земель", в салатовой книжечке которой черным по белому значится: "Носить на левой или правой стороне груди после медали "За восстановление шахт Донбасса". Но, что самое главное, это было по-настоящему осмысленное дебютное бегство от родительской опеки, университетских контролеров и диктаторов спортивного режима. Когда жаркий суховей и бескрайняя степь должны были дать ощущение полной свободы и своей значимости как самостоятельной особи в равнодушной к тебе среде обитания.

 Конечно, существовало руководство двухтысячным стройотрядом, были факультативные командиры, бригадиры, их подручные, но все равно мы чувствовали себя сперва анархистами и уже потом резервом партии, авангардом комсомола, надеждой родины и примером для всеобщего подражания.

 Обвешанный патриотическими транспарантами и хвойными гирляндами эшелон, конечно же, катил по рельсам вне всякого расписания. Но ему все равно не удавалось набрать крейсерскую скорость, так как с интервалом в две-три минуты в вагонах дергали рычаги стоп-кранов, и озверевшие проводники, мечась по тамбурам и узким проходам, никак не могли застукать диверсантов. А когда на следующий день к нам прицепили еще столько же чокнутых из бакинских вузов, "Восточный экспресс", как психушка на колесах, превратился в необъезженного мустанга, которого легче было пристрелить, чем накинуть на морду уздечку.

 По проводам и рациям на расположенные впереди станции летели предупредительные депеши о надвигающемся тайфуне. И нас встречали пустынные перроны и заколоченные вокзалы. Машинисты головного тепловоза даже не пытались проскочить полустанки или узлы. Пульт управления, захваченный бесноватыми пассажирами, безропотно подчинялся их разудалой воле.

 Уловка железнодорожников с эвакуированными станциями стала давать сбои, когда начали иссякать домашние провианты и напитки. И голодные студенты с таким мастерством принялись вскрывать законсервированные ларьки, киоски и буфеты, словно всю жизнь, как абреки, занимались разбоем и существовали только благодаря награбленному.

 По ходу в глубь страны родился еще один вид дикого промысла: заметив колхозные сады или обработанные приусадебные участки, полуголые группы захвата саранчой налетали на объекты, оставляя после себя обломанные деревья и вытоптанные грядки.

 На исходе восьмых суток мы достигли конечного пункта - главного города Северо-Казахстанской области Петропавловска. Дождавшись рассвета, напуганная прискакавшей раньше нас молвой местная администрация проворно рассовала навязанных ей помощников по крытым грузовикам и отправила в отдаленные районы реанимировать нуждающиеся в свежей силе хозяйства и поднимать культурный уровень сельского населения.

 Журналистов и филологов расквартировали в деревне Николаевка на берегу реки Ишим в общежитии СМУ. Нам хватило шести просторных комнат с десятью скрипучими кроватями в каждой, одной коптерки для спецодежды и инструментов и небольшого медпункта, куда мой друг Семен Глонти внес объемный багаж и тут же повесил на дверь табличку: "Приемные дни - завтра и послезавтра. Больным и озабоченным обращаться к комиссару Бежану Абашидзе".

 Повар Титико Нижарадзе, заочник цхалтубского кулинарного училища, поселился в пищеблоке. Но постоянное нахождение рядом с плитой и продуктами ничуть не сказалось на уменьшении пробелов в его профессиональной подготовке. Еду он стряпал по засаленному конспекту, наверно, полученному в наследство от такого же нерадивого бракодела. Причем читал записи не перед сменой, а в процессе своего мучения. И водя пальцем по кривым строчкам, все делал в строгой последовательности, старательно и медленно. Например, когда варил борщ.

 - Значит, так, - бубнил себе под нос Титико, - помыть кастрюлю.

 Выполнив это требование, двигал дальше:

 - Залить холодной водой и дождаться, пока она закипит...

 Лишь после этого, вычитав очередной параграф, принимался резать капусту, потом бурак, потом лук и тому подобное. Естественно, при таких темпах шедевр мог быть подан к завтраку следующего дня.

 Еще хуже обстояли дела со вторыми блюдами. Имея в своем распоряжении три маленькие сковородки, он до обеденного перерыва должен был успеть поджарить минимум сто двадцать котлет, хотя на каждую утварь в притирку умещалось всего по четыре заготовки. Получив наряд на кухню, я выступил с рацпредложением подкрутить мясные "лодочки" и ставить на огонь сразу по шесть штук. Титико посмотрел на меня с осуждением и назидательно пояснил:

 - Если их округлить, получится шницель. А у нас в меню сегодня котлеты. За такие нарушения в Цхалтубо и Кутаиси торговая инспекция может лишить рабочего места, а ОБХСС вообще упечь за решетку.

 Спорить с ним не имело смысла. К исходу первой недели целинной одиссеи терпение ребят лопнуло и, переведя Титико в посудомойщики, наполнение наших желудков мы перепоручили красавице Тамаре, недавно уволившейся из колхозной столовой. Нижарадзе ходил мрачнее тучи, но потихоньку отошел, повеселел. А к концу августа повариха объявила, что беременна, и Титико с радостью перетащил свой обшарпанный чемодан в ее комнату на краю села.

 Разделив нас на две бригады, прикрепленный к отряду прораб, поволжский переселенец Петр Кальтц, одних поставил на строительство каменного свинарника, а других - деревянного телятника.

 Площадку под хоромы для хрюшек он разместил вокруг раскулаченного трактора, пообещав оттащить его в сторону до возведения четвертой стены. Именно в этот ответственный момент его командировали в райцентр Явленку, и мы ударными методами спешно замкнули пространство, оставив узкий проход для будущего обслуживающего персонала.

 Отчаяние Петра казалось беспредельным. Он орал, матерился, убегал и так же стремительно возвращался обратно. Но в этой нервной суете наши доводы звучали еще убедительней: тридцать человек не могут ждать одного. Тем более, что срывается график, а простои убыточны и развращают молодых людей. Наконец, Кальтц угомонился, и мы подсунули давно припасенный вариант по выходу из комической ситуации - вырыть яму и столкнуть в нее списанную машину, засыпав сверху землей. Прораб ничего не сказал, но ночью с дружками все так и сделал, настоятельно попросив нас не разглашать производственной тайны.

 Крыть крышу поручили десятку опытных работяг. Остальных, считавшихся волынщиками и сачками, перебросили на коровьи ясли, где в проемы между дощатыми стенами следовало вилами натолкать природный утеплитель - навоз, имеющий в здешних краях безупречную репутацию. Процедура была не из парфюмерно-косметических, но намного лучше, чем ворочанье острых базальтовых глыб, никак не ложившихся в метровой толщины кладку.

 Досуг проходил в футбольных баталиях между нами и николаевскими физкультурниками, мы дали несколько концертов художественной самодеятельности, выезжали на петропавловское телевидение, где состоялась встреча представителей всех стройотрядов, дислоцированных в крае.

 Киностудия "Грузия-фильм" прислала оператора Лери Арцивадзе, который сделал лирическую зарисовку о своих земляках, заставив меня в конце сюжета в лучах заходящего солнца пройтись по берегу Ишима, цепляясь за талию симпатичной казашки, сразу после съемки убежавшей в свою мазанку и до нашего отъезда ни разу не показавшейся на улице.

 В конце июля я решил впервые в жизни отрастить бороду и второго сентября прибыл в Тбилиси с буйной растительностью на лице. Мама деликатно смолчала, зато отец, заявив, что семинаристы ему дома не нужны, ушел, хлопнув дверью.

 Целинникам полагались трехнедельные каникулы, и я рискнул выклянчить деньги на поезду в Сочи, согласившись побриться за пятьсот рублей. Папаша передал через семейного парикмахера, что если мне самому не противно от такого внешнего вида, то ему тем более наплевать, но оставил двести пятьдесят целковых, ради которых я пустил под бритву левую часть бороды. И еще два дня просидел перед телевизоров, как джокер из нашей затрепанной атласной колоды. Мое бессовестное упрямство оказалось сильнее его отчаянной выдержки и, швырнув на стол остальную сумму, он попросил сегодня же исчезнуть с глаз, что я и сделал с превеликим удовольствием. Так как море и пляж обещали новые приключения, о которых бывалые студенты рассказывали столько интересного.