Гамбургский дневник - 3

 15.09.95. Наступил вечер, и я снова беру листок со своими поспешными каракулями, которые в порядке злого издевательства могут быть названы путевыми заметками, сделанными для того, чтобы ничего не забыть, не потерять. Смотрю на него и старательно восстанавливаю в памяти день, переполненный впечатлениями, и пишу дневник (чего никогда ранее в жизни не делал). А лирические отступления, подобные этому, я позволяю себе потому, что занялся «дневникописанием» не только для себя лично, но и для Тюла, да и для тех друзей и родных, которым захочется узнать подробнее о нашем путешествии.

 Утром сели в машину, и Ульрих отвез нас до вчерашней подземной автостоянки. Затем снова внутренняя железная дорога, и вот, мы где-то, если я не ошибаюсь, в южной части Гамбурга. Недалеко виден собор св. Екатерины. Нас ведут к каналу. Здесь таможня. Переходим мостик, в конце которого навес, и под ним стоит служащий, осматривающий (точнее – досматривающий) проезжающий транспорт и взимающий пошлину за провозимые товары.

 Снова канал с мостами через него. Нет, это не учреждение, это целый торговый город со своими порядками, со своей архитектурой, со своей планировкой. Здесь все приспособлено для максимально оперативного приема товаров, все подчинено служению богу торговли.

 Крупные суда разгружаются где-то раньше (западнее) в порту, и товары от них везут наземным транспортом. Но мелкие суда, а также баржи с товарами входят прямо в канал. Канал идет между домами, омывая стены этих домов (наверно, как в Венеции). Дверей в стенах нет, а есть подъемники (этакие наружные лифты: открытые и закрытые), берущие грузы с барж и поднимающие эти грузы до огромных оконных проемов – входов в складские помещения. Сортировка (что куда) производится не на складе, а прямо в процессе разгрузки. Аналогичные подъемники с соответствующими «оконными входами» имеются и на стенках, которые выходят на улицу (на мостовую). Это – для разгрузки товаров, подвозимых на автотранспорте.

 Что происходит с товарами дальше, можно понять, посетив музей (в одном из складских зданий). Разумеется, Ульрих и Хильда ведут нас в этот музей. В музее представлено оборудование, в основном, не сегодняшнее, а прошлого века (это и естественно, ибо оборудование для ручной работы куда нагляднее, чем современные машины, кожухи которых закрывают от глаз все, оставляя для обозрения только кнопочные панели управления).

 В музее – тара (мешки, ящики, бочки; система укладки товаров в эту тару – система портативная, но обеспечивающая легкий доступ к любому товару). Рядом – приспособления для взятия проб товаров без разрушения тары и приспособления для запечатывания тары после взятия пробы. Например, из мешков сыпучие материалы берутся трубками, напоминающими конец иглы гигантского шприца. Скошенный конец иглы (то есть трубки) входит, раздвигая (а не разрывая) нити мешка. Специальные щипцы для заделывания металлическими затычками отверстий в ящиках после взятия проб. И тому подобное. Рядом сортировочные аппараты в виде досок с калиброванными отверстиями или в виде транспортеров, с ленты которых рабочий сдвигает вбок, например, плохие зерна кофе.

 Представлены небольшие контейнеры с образцами всех товаров, идущих через склад. Трогать экспонаты руками разрешается. Всюду порядок, все продумано до мелочей, чтобы работать быстро и организованно. Пока смотрим, Ульрих преподносит нам комплект открыток, представляющих экспонаты музея.

 Вышли. Идем вдоль канала, входим в собор св. Екатерины. Собор, как и большинство соборов Гамбурга, протестантский. Нам объясняют, что Гамбург имеет всего две католических церкви, да и то за пределами города. Верующими являются примерно 40% жителей, и из них 35% – протестанты.

 В церкви два органа: большой и малый. Малый сделан необычно: он находится не на стене, а у одной из центральных колонн на горизонтальной площадке, и трубы его сориентированы по горизонтали. Наличие двух органов – и здесь, и в соборе св. Михаила (о котором упоминалось раньше) – мне непонятно: почему даже мелкую службу нельзя провести с большим органом?

 В центре зала концертный рояль: наверно, все церкви изредка используются для концертов, возможно даже, и светской музыки.

 Собор св. Екатерины построен впервые в ХIII в., а потом реконструирован (или построен заново?) в 1660 г. после пожара. Во время II мировой войны собор пострадал: окна с витражами, внутреннее убранство – все сделано заново в пятидесятых годах. При входе справа (внутри собора) четырехметровое распятие, но, если фигура на нем сохранилась старая, то сам крест сделан заново в 1956 году. Реставрация идет и по сей день; пока сидим в зале, Ульрих показывает мне на художников-реставраторов, делающих заново настенную роспись. И опять подарок – буклет (увы, на немецком языке) об истории церквей: св. Якова, св. Николая, св. Михаила, св. Екатерины. Нам уж давно несколько неловко, и я использую ситуацию, чтобы сказать, что мы оба очень обеспокоены тем количеством денег, в которое мы обходимся своим гостеприимным хозяевам. В ответ мне мягко, но категорично говорят, что тема о деньгах не обсуждается.

 Выходим из собора и продолжаем идти дальше по набережной, кажется, на запад. Вот мы и у Эльбы. Здесь же и порт. На огромном пространстве масса кранов, мелких и крупных кораблей, подавляющее большинство которых – пассажирские. Наше внимание обращают на плавучий госпиталь (судно милосердия – Mercy ship), ходивший недавно в Африку с медикаментами. Я бросаю взгляд на береговые строения. Сбор св. Михаила на дальнем плане очень необычно смотрится с идущей на высоте 10 м железной дорогой – на переднем плане. Пытаюсь фотографировать; хотел дождаться поезда (для большего контраста), но не смог, ибо нам стали рассказывать о красивом трехмачтовом барке, стоящем у причала; теперь он превращен в ресторан.

 Садимся на речной трамвайчик, и он идет вниз по Эльбе. По правому берегу раскинулись особняки: здесь живут самые богатые в городе люди. На этом же берегу находится и огромное здание, производящее отнюдь не бедное впечатление. Это дом престарелых. Судя по рассказам, здесь дома престарелых являются не местом для коллективного (и иногда ускоренного) умирания немощных, никому не нужных и многим мешающих людей (как у нас), а, напротив, местом, где потерявшие силы люди находят тепло, заботу и внимание и содержатся в безупречных условиях.

 Фотографирую с палубы пристань. Но пленка кончилась, надо перезарядить аппарат. Новая пленка почему-то «заела»; к счастью, у меня с собой «рукав», и, пока я ликвидирую возникшую неисправность, проходят те тридцать или двадцать минут, в течение которых длится наше мини-путешествие. Кораблик пристает к острову. Название острова не запомнил, да это и несущественно. Осматривать на острове что-нибудь не предполагается, а целью поездки являлась собственно прогулка по воде, и потому получасовой интервал до нужного нам следующего кораблика затрачивается на то, чтобы зайти в кафе, выпить по чашке кофе, съесть привезенные с собой большие бутерброды и вернуться на пристань.

 Пришедший речной трамвайчик шел не обратно в порт, а лишь вернул нас на правый берег Эльбы, но значительно ниже по течению, чем порт, и несколько ниже, чем дома богачей. Эльба здесь очень широка (мне кажется, километра два).

 На пути маленький островок с живописным домиком: радарная станция. Путь нам пересекает грузовое судно необычного вида. На нем возят, оказывается, автомобили. Фотографирую, пытаясь поймать оба объекта в один кадр.

 Причаливаем. Вверх по Эльбе поедем – для разнообразия – на автобусе.

 Дорога идет вдоль берега по очень живописной улице (Эльба штрассе). Но назвать ее набережной нельзя, ибо она отделена от реки где деревом, а где и несколькими домами. Некоторые из этих домов – это те самые особняки богачей, которые мы видели с реки ранее. А по другую сторону улицы – ночные клубы, рестораны, паноптикум, театры и т.п.

 Жена меня поправляет и дополняет: во-первых, среди домов, что вдоль Эльбы, есть и дома послов; во-вторых, по левой (по нашему движению) стороне улицы расположены и кое-какие посольства, в-третьих, – по ее впечатлениям – упомянутые выше развлекательные учреждения расположены не на Эльба штрассе, а чуть дальше по нашему движению – после поворота от реки. Поворачивает автобус в сторону района по имени Альтона. Мы едем с южной окраины в сторону центра. Проезжаем мимо конной статуи кайзера Вильгельма, потом мимо монумента Бисмарка (рассмотреть его я, к сожалению, не успел), а чуть дальше – мимо памятника Шиллеру. Затем, оказавшись в центре, пересаживаемся на поезд (наземная железная дорога в Гамбурге играет ту же роль, что у нас метро). Добравшись на поезде до автостоянки, едем домой (если можно этим словом обозначить место, где находишься в гостях). По дороге в разговоре мелькает фраза о том, что пользоваться в городе только автомобилем неудобно: из-за весьма интенсивного уличного движения это, во-первых, занимает времени больше, чем на муниципальном транспорте, а во-вторых, парковка является проблемой: оставить машину на улице разрешено далеко не везде, и все равно надо ехать на ближайшую автостоянку; поэтому рациональнее всего при прогулках использовать автомобиль для того, чтобы добраться от дома до заранее намеченной автостоянки.

 По дороге видел две «достопримечательности». Во-первых, у нескольких автомобилей на заднем стекле я видел предупредительные надписи «Ребенок на борту» (на немецком языке, конечно). У нас таких предупреждений не бывает (по принципу: «ребенок твой – ты сам и беспокойся»). Во-вторых, видели двух парней, перебежавших по переходу через узенькую улочку под красный сигнал светофора; люди оборачивались и смотрели на них с недоумением: такого здесь не бывает, это вам не Россия.

 В пути беседуем. Вот некоторые фрагменты из беседы, интересные для понимания их образа жизни.

 Проезд в транспорте 2,5 марки, билет действителен всюду, пока ездишь в центре и даже пересаживаешься. Билет на весь день – семь с лишним марок. Контролеры в транспорте бывают крайне редко («А зачем они могут быть нужны часто?» – спросили меня удивленно). Можно купить билет на нескольких человек. До конца я эту систему еще не понял. Для сравнения (для оценки масштаба цен): на уличном лотке порция кофе стоит 2 марки, порция пива – 3 (в кафе цены несколько выше). Кстати, штраф за неправильный переход улицы 20 марок, а за безбилетный проезд (понятие для немцев сугубо теоретическое) – 50 марок.

 Зарплата «крупного» профессора 12 тысяч марок в месяц, обычного профессора – 8 тысяч марок в месяц, доцента – около 6 тысяч марок в месяц. Ульрих и Хильда получают пенсию. В сумме имеют 5 тысяч марок в месяц. Жилье стоит дорого: 1,5 тысячи марок в месяц за квартиру (правда, не знаю, за какую). Для сравнения: сегодняшний курс марки – 0,7 доллара США, или 3300 рублей. Моя зарплата в ВУЗе 456 тысяч рублей( без вычетов; реально же – меньше), то есть порядка 130 марок в месяц. Нашим собеседникам непонятно, как можно жить на такие зарплаты. Правда, я еще имею около 250 тысяч рублей в месяц в школе и у нас с Тюлом пенсии по 213 тысяч рублей в месяц; это в сумме 1 132 000 рублей, то есть 343 марки в месяц. Но немцам все равно понятнее не становится: это же безумно мало, – говорят они.

 Разговорились об Ульрихе. Оказывается его работа до выхода на пенсию – проектирование небольших домов; а последние полтора десятка лет он занимался реставрацией церквей, в том числе, с учетом необходимости обеспечить в них требуемые температуру и влажность, необходимые не только для комфорта, но и для исправности органов и для чистоты их звука. То есть Ульрих – специалист и по архитектуре, и по материалам, и по специфическим разделам акустики и т.п.

 Моменты его биографии. Гитлер ему страшен. Во время войны он видел советских военнопленных, а его мать подкармливала их картофелем и солью. «Это было опасно», – заметил я. «Мы старались это делать незаметно для нацистов», – беспечно ответил он. Ульрих жил в Берлине, потом оказался в ГДР. Его отец был пастором, что у коммунистического правительства восторга не вызывало, а потому с получением образования Ульриху было нелегко и пришлось эмигрировать в Западную Германию. Слово «коммунизм» Ульрих очень не любит.

 Посмотрел я на полках его книги. Насколько сумел понять, книги не только по архитектуре, но и по искусству, и по музыке; много художественной литературы (серьезной, а не приключенческой). Человек он очень интересный и очень образованный, совершенно блестяще знает музыку, но судить о нем удается лишь по немногим фразам, ибо из-за моего незнания немецкого языка говорить с ним удается либо через Хильду (по-английски), либо через Тюла (по-немецки). Человек он открытый и очень приятный. Очень внимателен к нам, не упускает ни одного повода сделать приятное, позаботиться. Увидел, что я кассету с пленкой завернул в бумагу,– попытался предложить коробочки. За чаем, который был подан в саду, что при доме, мы фотографировались, и я, пользуясь автоспуском фотоаппарата, одолжил у Ульриха штатив. А он сделал попытку мне этот штатив подарить, я с трудом убедил его, что у меня дома штатив есть. Увидел, что я положил фотоаппаратуру и прочие мелочи в полиэтиленовую сумку, чтобы взять с собой, и он тут же предложил мне свою сумку из кожзаменителя, которую можно одеть через плечо, что конечно, удобнее. Стал предлагать мне эту сумку взять с собой в Петербург. Как мне поступить, еще не знаю. Если он предложил из вежливости, то воспользоваться было бы свинством с моей стороны. С другой стороны, если я откажусь от подарка, то это тоже может его обидеть. Решил, что, пока я здесь, я сумкой буду пользоваться, а, уезжая, скажу, что с благодарностью возвращаю одолженную мне вещь. Если же он и тогда повторит предложение о подарке, то, конечно, возьму, но не потому, что она хорошая, а потому, что не хочу его обидеть, и потому, что иметь вещь, подаренную хорошим человеком, так же приятно, как неприятно иметь вещь, подаренную нехорошим человеком. – Вещи всегда напоминают о своем предыдущем владельце.

 Впечатления сегодняшнего дня зафиксированы. Завтра утром подъем на час раньше: предстоит насыщенная программа, предусматривающая встречу с представителями диабетического общества города Гамбурга. Значит, на сегодня хватит. Замечу напоследок лишь то, что поражен тщательностью, с которой продуман (до мелочей) план нашего пребывания здесь.