* * *
В следующем году Надежда Зарецкая снова курировала пионерские лагеря, на сей раз детский отдых, как и несколько лет назад, организовали в Геническе. Отдых удался на славу: все дети были довольны, родители тоже благодарили.
А в сентябре — вдруг вызов в прокуратуру. Оказывается, кто-то написал заявление о финансовых нарушениях — и вот Надежду Васильевну как участника проверки пригласили к следователю.
— Что за чепуха, я же твердо знаю, что никаких нарушений — особенно по линии профсоюза — не было и быть не могло! — недоумевала Надежда. Но вызов есть вызов: пришлось идти в тот деревянный барак, что стоял по соседству с трестом...
Борис Карлович Шульц, старший следователь прокуратуры, был Зарецкой известен — понаслышке: суровый, требовательный, неподкупный. И вот она открывает дверь в его кабинет. Заходит. Машинально смотрит в окно — и понимает, что через него видит окно собственного кабинета...
За столом у пишущей машинки сидел интересный молодой мужчина с красивой волнистой шевелюрой, в прокурорской форме, которая очень шла ему. Сидел и молчал, барабаня по столу пальцами: было слышно, как постукивает обручальное кольцо. Надежду Васильевну поразили его глаза — серо-зеленые, с особой сверлящей искоркой. Когда она шла к следователю, то почему-то представляла его пожилым сухощавым, жилистым человеком с блеклыми глазами и тяжелым подбородком.
Надежда слегка улыбнулась своим мыслям; хозяин кабинета внезапно нахмурился. Наверное, он привык, что к нему заходили робко и со страхом в глазах. Но у Надежды, которая не чувствовала за собой никакой вины, визит к нему вызывал лишь любопытство.
— Я, — подняв голову и окинув его своим прозорливым ярким взглядом с нескрываемой полуулыбкой Надежда Васильевна Зарецкая произнесла, — пришла по вашей просьбе,
Похоже, такой тон Шульцу пришелся не по душе. Он как-то насторожился и громким голосом произнес:
— Во-первых, гражданка Зарецкая, у нас не просят, а вызывают, а во-вторых, подпишите этот документ — подписку о невыезде.
Такого поворота событий Надежда Васильевна никак не ожидала. Она порядком разозлилась и на тон красавца-следователя, и на его заявление. Нет, он положительно вывел ее из себя! И, совершенно не сдерживаясь, звенящим от раздражения голосом Зарецкая так же громко отчеканила, сверля его глубоким умным взглядом.
— Да как вы смеете со мной таким тоном разговаривать? Кто, кто позволил вам так себя вести? Запомните и зарубите себе на носу: не вы меня на нашу ударную стройку приглашали и не вам! Слышите? Не вам решать, уезжать мне отсюда или оставаться!
Кажется, зазвенели стекла во всем дощатом здании прокуратуры. Однако всплеск эмоций подействовал: следователь отсоединил диктофон, который подключил, как только Надежда Васильевна вошла в кабинет, и стал дружелюбнее.
— Присаживайтесь...
На второй день после этого происшествия Надежда сама себе удивилась: захотела снова его увидеть. Обычно утром, после десяти часов, Надежда уходила в банк или же по предприятиям. Но в тот день она никуда не пошла, почему-то ждала от следователя звонка, и не ошиблась.
Когда в одиннадцать часов зазвонил телефон, она почувствовала сильное сердцебиение. Сразу поняла, что это звонит Шульц. Он попросил ее зайти к нему и помочь разобраться с документацией пионерского лагеря. Как только она вошла в его кабинет и взглянула в его необыкновенные лучезарные глаза, она почувствовала, что между ними проскочила какая-то искорка. Ноги ее стали ватными, и ей пришлось спешно присесть. Но она постаралась себя взять в руки и, улыбаясь, как можно спокойнее произнесла:
— Я вас слушаю, товарищ следователь!
— Зачем же так официально? — спокойно произнес он. — Я просто решил попросить вас помочь мне!
Как ей показалось, его глаза засияли, и лицо осветила обворожительная улыбка.
С этого дня они стали встречаться довольно часто. Кроме возникшей между ними симпатии, в этих встречах была и польза. Надежда Васильевна — опытный бухгалтер, знающий нюансы финансово-хозяйственной деятельности строительных предприятий, и в ее лице следователь приобрел хорошего эксперта. Со временем он стал рассматривать все хозяйственные дела только с ее участием. Шульц сделал Надежду Васильевну внештатным сотрудником прокуратуры и направил ее на учебу в вечерний народный университет правовых знаний Министерства юстиции Коми АССР на факультет трудового и гражданского права. В 1980 году она успешно закончила эту учебу и получила диплом.
Борис Карлович предложил ей направление на учебу в Свердловский заочный юридический институт, но она отказалась, не было возможности: надо воспитывать троих детей. С того момента, как Надежда Васильевна встретила Шульца, жизнь ее изменилась. Она почувствовала, прилив бодрости и молодости. Веселая улыбка не сходила с ее губ, по-другому она стала относиться к семейным невзгодам, меньше обращала внимания на «выступления» мужа, который ее уже так не раздражал, как прежде. Ей казалось, что мир стал блаженнее и веселее, что люди к ней все относятся с еще большей теплотой и вниманием. Она радовалась каждому прожитому дню. Ей хотелось жить! Впервые за последние пятнадцать лет она ощущала себя влюбленной, как в молодые годы, и чувствовала, что это взаимно.
Был один случай, который многое прояснял в их отношениях. Это произошло в Ухте — Надежда была там с квартальным отчетом в обкоме профсоюза. В тот момент документы по пионерлагерю еще были в прокуратуре — и председатель обкома смотрел на Надежду недобро, особенно когда она попросила председателя дать на нее характеристику, затребованную Шульцем. Выйдя из обкома, она подумала, что нужно было попросить Бориса Карловича отправить телеграмму в обком о том, что к ней нет претензий со стороны прокуратуры. Каково же было ее удивление, когда на следующий день главный бухгалтер обкома, встретив ее, сказала:
— Надежда Васильевна, мы получили от следователя прокуратуры телеграмму, сейчас она находится у председателя.
Спустя некоторое время ей удалось увидеть это сообщение.
«Претензий к работе Зарецкой Н.В. у следствия нет. Она кристально честный и высокопрофессиональный служащий. Такими работниками можно гордиться. Шульц, старший следователь Вуктыльской прокуратуры».
И такой случай, когда Борис Карлович чувствовал, что и когда надо сделать, чтобы помочь ей в жизни, был далеко не единственным. Они во многом походили друг на друга. У него была такая же поэтическая и светлая душа, как и у нее.
Вечерами, когда она задерживалась в своем кабинете, он звонил ей и проникновенно читал стихи Бернса, Асадова, Есенина, Блока, а иногда и свои. Ей казалось, что его необыкновенно красивый и бархатный голос проникает во все клеточки ее тела. Она больше наслаждалась звучанием его голоса, чем стихами, которые он ей декламировал. Это был, бесспорно, очень талантливый человек, тонкий ценитель литературы, музыки и живописи, играл на фортепиано, сочинял стихи, печатался неоднократно в местной газете, писал маслом картины, делал всевозможные художественные изделия из дерева. Его подделки часто демонстрировались на персональных выставках. Зачастую происходило так, что они, не сговариваясь, выходили из дома на работу одновременно. При виде его у нее начинало учащенно биться сердце. Ей безумно нравилось это необыкновенно трогательное состояние, которое до щемящей боли в душе напоминало об ощущениях при первой юношеской любви.
Свободное копирование
