Третье. Еще несколько слов о Польском Духовенстве.
Вооружаются против изуверства Езуитов. Но Доминиканцы, составляющие большую часть Польского Духовенства (разумею Белоруссию, Литву и Украину), гораздо сильнее изуверы. Благоволите вспомнить, что основатель их Ордена был вместе основателем Инквизиции. Разница та, что те изуверы-властолюбцы, эти по слепоте, а потому менее опасны. Езуиты, с тем же нерасположением к Вам (не как к Правительству, а как к Правительству не Католическому), употребили бы, может быть, при настоящем восстании, все усилия для его подавления, в надежде стяжать право на Вашу милость, которая дала бы им способы к распространению своих правил. Напротив, у Доминиканцев никаких замыслов; никакой особенной страсти к обращению. Они чистосердечнее в своем изуверстве; убеждены, что терпимостию нарушат свою обязанность; явят холодность к Вере; и, по данному однажды направлению, следуют путем, каким шествовали их предместники, по коему поведут своих преемников. Присоедините к тому национальную неприязнь, мало ослабленную воспитанием, и Вы составите Себе довольно верное об них понятие. С другой стороны, Францисканцы или Капуцины менее Доминиканцев заражены изуверством; но, будучи гораздо ниже образованностию, более причастны к народным предубеждениям. О монахах прочих Орденов говорить не могу, потому что мало их знаю; но все, имею причины полагать, более или менее причастны к вышеозначенным недостаткам.
*-- Униятских священников не причисляю к Католикам: но и они разделяют предрассудки сословия, из коего вышли, и довольно сильно, потому что вообще мало просвещены. --*
Изменить существующее направление; разрушить это здание предрассудков, копившихся целые века, с успехом и полною безопасностию (говорю как Католик, искренно желающий добра), едва ли можно чем иным, как непосредственным просвещением слепотствующих: с успехом, ибо это мера решительная, то есть, падающая не на признаки зла, а на его корень; с безопасностию, потому что самая злобная клевета не дерзнет изрыгнуть слова на объявленное Вами желание пособить недостаточным средствам Духовенства к приличному, сходственному с нынешним просвещением образованию достойных Пастырей церкви. Глубоко западают семена, брошенные в ниву свежую, еще не тронутую: и никакие последующие усилия не довлеют их искоренить.
*-- Обучал меня Закону Божию Француз Езуит, человек большого ума и учености. Помню очень, у меня зашел с ним однажды спор о знаменитом догмате hors de foi point de Salut. По его толкованию это значило, что рай доступен одним Католикам. Два урока он бился со мною; но ни убеждениями, ни угрозой не мог вынудить у меня согласия. Что подало мне смелость в полном классе противустать Наставнику, к которому я питал душевное уважение? Я был тогда <еще> мальчик лет тринадцати и еще не в состоянии судить о вещах. Но наученный с малолетства почитать себя Русским, любил Россию, сам того не ведая; и не мог допустить, чтоб те, в коих видел братьев, кровных, других себя, обречены были на адские мучения потому только, что рознились со мною в понятиях о сущности Божества. Так сильны впечатления первоначального воспитания. --*
Ваше Высокопревосходительство! Может быть, сии строки покажутся излишними после сказанного в прежних моих письмах; я не поместил бы их, если б писал к Католику. Мое положение таково, что мне всегда должно опасаться: или не совершенно высказать свою мысль, или не подкрепить ее достаточными доказательствами. Вообще, весьма неприятно отзываться невыгодным образом об одном лице, подавно о целом сословии, почтенном многими добрыми качествами: но нельзя не указать на зло, говоря о средствах к его исправлению. Ваши труды, Ваши попечения -- подавить семена несогласий; водворить мир и единодушие в обширном семействе, составляющем народ Русский. Какой Християнин, какой человек с душею не почтет долгом служить Вам по разумению? Я не мог без болезненного чувства видеть мужей высокой нравственности, питающих в душе неприязнь потому только, что почитают себя к тому обязанными. Ибо должно отдать справедливость Польским священникам, что вообще их бескорыстие, воздержание и готовность к помощи ближнему заслуживают всякую похвалу. Вам предлежит трудный подвиг подчинить их Себе, не физически, ибо они не отвергают Вашей власти {Скажут: "последние события, говорят противное; в рядах Польских мятежников были духовные лица". Отвечаю: это исключение из общего правила; произошло от соучастия к делу соотечественников, которое подает священникам случай обнаружить свою неприязнь. Само Духовенство (Российско-Польское; ибо о находящемся в Царстве не имею ни малейшего понятия) никогда первое не подняло бы знамени бунта, не взирая на все его изуверство, все предубеждения: его правила, его образ мыслей тому противятся. Оно есть орудие власти, и потому только противно Вам, что Вы не эта власть. Здание может оставаться таким, каким оно есть; дело в том, чтоб положить другую основу.}; а нравственно, дабы они направляли мысли, слова, поступки по Вашему желанию, к цели, к коей Вы стремитесь. Конечно, болезнь, длившаяся века, не может быть исцелена вдруг: но Вы положите сему исцелению твердое начало, и Господь благословит подъемлемые Вами для сего труды.
Примите при сем, Милостивый Государь, уверение в глубоком высокопочитании и совершенной преданности, с коими честь имею пребыть
"3-го" Февраля, 1832.
Вашего Высокопревосходительства
Всепокорным слугою.
Александр Корнилович.