Наш курс состоял из 9 групп по 22-25 студентов, на лекциях в больших залах присутствовали все группы, на семинарских занятиях в аудитории находилась одна группа. Я учёл опыт техникума и с первого курса относился к учёбе очень ответственно: практически никогда не пропускал занятия, тщательно записывал лекции, активно участвовал в семинарских занятиях, у меня были отличные конспекты, записанные очень разборчивым почерком, и ими часто пользовались другие студенты группы. В группе, начиная со второго курса, я относился к числу наиболее знающих студентов, поэтому ко мне часто обращались за консультациями, и я никому в этом не отказывал. Это было полезно и для меня: в процессе объяснения трудного материала я и сам стал лучше понимать суть проблемы. Наиболее часто это происходило перед сессиями или во время экзаменов. Во время экзаменационных сессий вместе с Евгением Приходько мы частенько сдавали зачеты досрочно, чтобы высвободить дни перед серьёзными экзаменами. Из преподавателей института мне наиболее запомнились доцент Корицкий и преподаватель по основному предмету «Системы управления летательными аппаратами» академик Борис Николаевич Петров, бывший в то время ведущим специалистом по системам управления в КБ С.П.Королёва. Он был совершенно не строгим, имел тихий голос и не мог выносить женских слёз, когда приходилось ставить неудовлетворительную оценку или тройку студентке, жившей на стипендию. Он тогда говорил: «Ну ладно, успокойтесь, я Вас ещё что-нибудь спрошу» и после получения мало-мальски нормального ответа на нетрудный вопрос ставил нужную оценку. Иностранный язык у нас преподавала Мария Флегонтьевна, которая почему-то считала меня очень похожим на С.М.Кирова.
Некоторые предметы были очень скучными, возможно по той причине, что их нудно преподавали. Самым забавным преподавателем был полковник, который вёл такой необязательный предмет, как «Гражданская оборона». Запомнилась первая встреча студентов нашего курса с ним. Он вошёл в лекционный зал в военной форме и поздоровался с нами. Поздоровались мы очень вяло, вразнобой. Он сказал: «что же Вы так плохо встречаете боевого заслуженного полковника? Я сейчас выйду и зайду снова, и Вы примете меня, как положено». Студенты сразу оживились, и когда он вошёл, аудитория гаркнула: «здравия желаем, товарищ генерал!» Он рассмеялся: «вот так-то лучше, хотя я ещё не генерал». Он очень любил читать вслух записки по теме занятий, весело смеялся над забавными. И мы всячески изощрялись в остроумии. Помню содержание пары записок. Одна из них звучала так: «можно ли замаскировать железную дорогу, сажая деревья между шпал?», другая содержала вопрос: «можно ли повысить коэффициент потушаемости за счёт понижения коэффициента загораемости?».
Но шутки в сторону, большинство дисциплин были очень серьёзными и весьма непростыми по содержанию. Приходилось пахать, как следует, особенно много приходилось тратить времени и усилий на выполнение курсовых проектов. При выполнении одного из них, когда я завершил выполнение сложного чертежа, ко мне обратился студент из параллельной группы с просьбой разрешить сколоть мой чертёж, у него было аналогичное задание. Скалывание заключалось в прокалывании иголками всех узловых точек чертежа, по этим углублениям далее можно было гораздо легче сделать чертёж. Мне очень не хотелось выполнять его просьбу. Я считал несправедливым его предложение, ведь я потратил на выполнение чертежа наверное, пару недель, а он «на халяву» воспользуется результатами моего труда. Кроме того, на чертеже останутся следы проколов, в результате преподаватель может предположить, что именно я скалывал свой чертёж. Я не знал, как деликатно ему отказать, возможно, сослаться на потерю товарного вида, на приближающуюся сдачу проекта и вообще на нежелание идти ему навстречу. Я посоветовался с однокурсницей Верой Яшуковой, и она дала мне дельный совет, которому я старался в дальнейшем всегда следовать. Она сказала: «Саша, при отказе по какому-либо вопросу не нужно приводить несколько доводов, человек поймёт, что ты лукавишь и скрываешь истинную причину отказа. На самом деле всегда присутствует доминирующий фактор, его и нужно приводить, это будет правильно и по делу, и по честному». Я так и сказал студенту, что я отказываюсь давать чертёж, так как считаю это неправильным.
Все семестры я заканчивал с отличными оценками почти по всем предметам, но однажды у меня чуть было не случился прокол: на трудном экзамене по гироскопическим приборам в билете мне попались очень сложные вопросы. Как раз в аудиторию, где шёл экзамен, пришёл корреспондент институтской газеты «Пропеллер». Он должен был сделать снимок отличника, и ему указали на меня, хотя я ещё не закончил сдачу экзамена. После съёмки я продолжил отвечать на вопросы, причём довольно неудачно, по одному из вопросов, как говорится «поплыл». Преподаватель Данилин стал рассуждать вслух: «на пятёрку Вы определённо не ответили, но газета-то выйдет с текстом, что сдали на пятёрку. Считайте, что Вам повезло, я вынужден поставить оценку 5». На этот раз мне явно сопутствовала редкая удача. Номер газеты с моей фотографией на экзамене я сохранил до сих пор.
Отличные оценки позволяли мне получать повышенную на 25% стипендию на всех курсах. Это было очень важно для меня, так как стипендия была практически единственным источником моего существования. Стипендия на нашем курсе вообще была повышенной по сравнению со стипендией в других технических вузах, кроме того, она повышалась при переходе на следующий курс, поэтому я получал на старших курсах, как и другие отличники, стипендию почти на 80% выше средней по стране. Это позволяло мне безбедно существовать, не допуская, естественно никаких излишеств. Помощь мамы была незначительной и эпизодической, обычно при покупке пальто или костюма, на большее у неё не было возможностей.
Питание было трёхразовым. Завтрак в буфете обычно состоял из так называемой французской булки весом 200 грамм с сосиской или сарделькой из натурального мяса, или со 150 граммами отличной густой сметаны с сахаром, чай или кофе. Очень вкусно! Обед в студенческой столовой включал салат, большую тарелку какого-либо супа или щей, на второе котлета или рыба с гарниром. В завершение – мутный компот. Обед, конечно, сытный, но едва ли его можно было назвать вкусным. Занятия, как правило, состояли из четырёх парных часов, и обед был после двух первых пар. Ужин по составу практически повторял завтрак, только он проходил в жилой комнате в общежитии. Зато почти каждый выходной день мы ездили обедать на знаменитую фабрику-кухню Московского часового завода около метро «Динамо», где получали отличный обед, состоящий из салата, борща или супа гораздо более высокого качества, чем в столовой, и, главное, самое вкусное блюдо – отбивной ромштекс с жареной картошкой. На десерт компот прозрачный с сухофруктами с булочкой, кексом или пирожным. От такой еды мы получали настоящий кайф! И всё сравнительно недорого.