Учёба в МАИ - 1

Глава 5. Учёба в МАИ. 1951-1957 годы.

 Радость открытия и изучение нового – это

 великие приключения, которые может

 испытать каждый, кто к ним стремится.

             Джавахарлал Неру

 Учение – это активный процесс,

 мы учимся на делах.

              Дейл Карнеги

 Итак, летом, в июне или июле месяце 1951 года, после получения в техникуме всех необходимых документов, три отличника поездом отправились в Москву. Прибыли на Ярославский вокзал. Подошёл какой-то мужик, спросил, куда ехать, запросил с каждого по 5 рублей. На наш вопрос: « где же машина?», ответил: «поедем на метро». «А зачем вы нам нужны, на метро мы и без вас доедем». Доехали без происшествий, пришли в приёмную комиссию института. Секретарь был явно разочарован: «Я предполагал, что раз приедут из Сибири, значит будут 3 богатыря, которые на медведя с рогатиной ходят, а на самом деле прибыли ребята совсем другой комплекции». Нужно сказать, что мой рост и рост Влада составлял 163 сантиметра при весе примерно 55 килограмм, лишь Слава был среднего роста – около 175 см. Нас, как и всех поступающих – иногородних временно до зачисления поселили в больших учебных аудиториях, кажется, человек по сорок в каждой. Далее возникли опасения, что выпускников техникумов могут подвергнуть вступительным экзаменам по математике, которую мы изучали в техникуме на первом курсе. Пришлось срочно штудировать справочники. Впрочем, опасения были напрасны, потребовалось только собеседование по теме дипломного проекта: «Электрооборудование самолётов», которое я успешно прошёл.

 Мы были приняты на факультет № 5 «Приборы и системы управления летательных аппаратов» с выплатой стипендии в сумме 345 рублей. Это было на 125 рублей больше, чем в обычных ВУЗах в связи с оборонным направлением специальных предметов. В группе числились 24 студента, несколько студентов отчислились на первых курсах, вместо них пришли студенты из других групп. К окончанию института остались 13 ребят и 11 девушек: Юля Мишина – староста группы, Галя Дашкова, Мила Ильницкая, четыре Нины (Фёдорова, Ловцова, Казакова, Федосеева), Вероника Крылова, Катя Куренкова, Наташа Шустина, Вера Яшукова. Из ребят, кроме меня, окончили институт Валера Булатов, Петя Власов, Игорь Дедок, Саша Лазарев, Олег Пахомов, Алик Петросян, Женя Приходько, Лёша Путилин, Володя Сорин-Чайков, Слава Фролов, Юра Шаповал, Ставро Шотиди. Большинство были москвичами, Власов, Дедок, Федосеева. Фролов, Шаповал, Шустина и я были иногородними и жили в общежитии. На общем собрании первокурсников института один из выступавших профессоров поразил меня фразой, в правдивости которой я не раз убеждался впоследствии: «Любая глупость может быть объяснена научно». После зачисления абитуриентов поселили в общежитие рядом с институтом, в комнате кроме меня оказались Аркадий Бобков, Александр Слабов, Юрий Колосов. В таком составе мы прожили в течение 5 с половиной лет до окончания института. Самым весёлым был красавец Аркадий, пользовавшийся наибольшим успехом у девушек. Во время раскручивания известного «Дела врачей» он говорил, что его тоже лечит врач-вредитель, потому что когда он пожаловался на сильные боли в горле, она назначила уколы совсем в другое место, ниже поясницы. Самым серьёзным и основательным был Слабов, он был старше нас на 6 лет, поступив в институт после службы в армии. Он постоянно тренировал своё тело. Нас забавляло, когда он завязывал узел на одном из углов простыни, обозначая место для ног. Мы периодически, шутки ради развязывали эти узлы, завязывая их на противоположном её углу.

 Иногда у нас украдкой проживал и спал на полу длиннющий Юра Шаповал, которому не дали место в общежитии, так как материальное положение его родителей было выше среднего. Юра отличался своеобразным скептическим характером, выслушав какое-то мнение, он нередко в ответ произносил: «а ерунда», сопровождая это взмахом правой руки. Про него даже сочинили фразу: «Что ни скажет Шаповал, все ложатся наповал!» Впрочем, Юра – парень умный и добрый, все студенты группы относились к нему с большой симпатией. Особых тесных дружеских отношений у меня не сложилось ни с кем из живших со мной в комнате, видимо, из-за несходства характеров и интересов. Итак, начались долголетние учебные трудовые будни, и первый курс не зря считается самым трудным, второй - полегче, а учёба на следующих курсах шла как по накатанной колее.

 Когда я поступил в институт, прошло всего 6 лет после окончания Великой отечественной войны, многого не хватало, условия жизни и потребности оставались скромными, но требования к дисциплине поведения были весьма высокими. Три младших курса пришлись на годы, когда ещё был жив Сталин. Кстати, я несколько раз видел Сталина на трибуне при прохождении колонны студентов по Красной площади. Участие в демонстрации было для студентов почти обязательным, но в то же время я не помню случая, чтобы кого-то наказали за пропуск демонстрации. С другой стороны, это было интересное мероприятие: много весёлых людей, музыки, свежий бодрый воздух, праздничная атмосфера. Смерть Сталина была тяжело воспринята практически всем народом, некоторые наши студенты чуть не поплатились жизнью в давке в дни прощания с ним. Преподаватель марксизма-ленинизма по фамилии Щетинин буквально рыдал на лекции во время прочтения заключения о смерти вождя. Но жизнь постепенно налаживалась, с каждым годом улучшались материальные условия жизни, вышло много интересных фильмов, ставили новые спектакли в театрах, первых успехов добивались футбольные клубы. Смерть Сталина была тяжело воспринята практически всем народом, некоторые наши студенты чуть не поплатились жизнью в давке в дни прощания с ним. Преподаватель марксизма-ленинизма по фамилии Щетинин буквально рыдал на лекции во время прочтения заключения о смерти вождя.

 Однако вернёмся к началу учёбы. Она складывалась для меня непросто. Как я уже отметил, все предметы в объёме старших классов средней школы мы проходили в техникуме на первом курсе, и практически почти всё забылось. Поэтому, когда меня в первый раз вызвал к доске доцент кафедры высшей математики Корицкий, он выяснил, что я не помню основных формул по алгебре, тригонометрии и удивился, как же я с такими знаниями сумел поступить в институт. В дальнейшем я хорошо подтянулся и к концу учебного года был у него в числе лучших студентов. Большинство студентов учились прилежно, однако успехи были разными. В группе самым старшим по возрасту был Саша Лазарев, который до поступления в институт прослужил во флоте 7 лет, был зачислен вне конкурса и мало что помнил из школьной программы. На первых курсах мы очень переживали за него во время экзаменов. И вот картина: мы ждём его выхода с экзамена, волнуемся, вдруг распахивается дверь, выходит Саша, улыбка до ушей, и на наш вопрос: «ну, как ?» звучит бодрый ответ: «отлично, трояк!». Все рады, что он получил положительную оценку, а не двойку. К старшим курсам он уже не давал нам поводов для таких переживаний.

 Во время учёбы, особенно на первом курсе я испытывал очень большие трудности на занятиях по физической культуре. По итогам занятий мы должны были сдавать нормативы, соответствующие нормам ГТО, а эти нормы были весьма высокими, независимо от физических данных: роста, конституции, тренированности. Особенно сложно было справиться с прыжками. По прыжковой дисциплине по ГТО-2 я должен был или прыгнуть на высоту 145 см., или в длину на 5 метров 10 см. А как это сделать при росте 163 см? Когда я подбегал к планке, она оказывалась передо мной на уровне подбородка, и я даже не пытался её преодолеть. То же и при прыжках в длину: надо было прыгнуть на длину комнаты. А если не сдать нормы, то лишат стипендии, и под вопросом может стать пребывание в институте. Что делать? Выход был найден: надо попросить кого–либо сдать эти прыжковые нормы за меня, кто повыше меня ростом и уже их сдал. Петя Власов вполне этому соответствовал и легко согласился выручить меня. Но когда Пётр вернулся, на нём не было лица: «Ну, Саша, мы с тобой влипли. И нас, наверное, исключат из института». Пётр рассказал, что он успешно взял высоту, но когда преподаватель спросил его фамилию, он назвал свою фамилию – Власов. Затем, вспомнив, что он пришёл сдавать за меня, сказал: «ой нет, не Власов, а Смирнов». Преподаватель снова спросил: «так Смирнов или Власов?» Пётр сказал: «Смирнов». Преподаватель записал обе фамилии и поставил жирный знак вопроса. Мы в большой тревоге провели несколько дней, но нам повезло: преподаватель оказался понимающим человеком и даже зачёл мне сдачу нормы. Время было суровое, и наказание для меня и Петра могло быть драматическим, но мне в очередной раз повезло.

Чтобы закончить физкультурную тематику, упомяну ещё об одном эпизоде сдачи норм. На втором курсе нужно было сдать норму по бегу на 5 километров на время. Пару раз я пытался сдать по-честному, но неудачно, я никак не мог уложиться в нормативное время. Бег проходил на стадионе в жаркое время. К концу дистанции ноги становились ватными, появлялась одышка и не хватало сил для поддержания темпа. Пришлось снова прибегнуть к помощи. Делалось это так: перед бегом на противоположной от инструктора стороне бегового поля запасной бегун ложился на газон рядом с беговой дорожкой. Всего надо было пробежать 13 кругов. Примерно на пятом кругу на дальнем участке я сходил с дорожки, ложился на газон, вместо меня в толпу бегунов втискивался мой запасной, пробегал кругов пять, а на десятом круге я, хорошо отдохнувший, снова незаметно занимал место в группе бегунов и успешно финишировал. Нельзя было просто сойти с дистанции, отдохнуть несколько кругов и снова присоединиться к бегущим, так как инструктор считал количество студентов, пробегающих мимо него. Конечно, нужно было, чтобы по комплекции и одежде запасной бегун мало отличался от меня. На этот раз всё прошло гладко. Нормативы по лыжам, метанию гранаты, отжиманию, подтягиванию, плаванию и, что удивительно, по бегу на 100 метров я сдавал сам.