Весь русский Париж, да и во всех «странах русского рассеяния» с интересом читали толстый литературный журнал «Современные записки», душой и одним из редакторов которого был Илья Исидорович Фондаминский (Бунаков). Это был один из умнейших людей русского Парижа, настолько мало чувствовавший себя евреем, что не понимал необходимости отъезда из оккупированного Парижа. И он же, будучи арестован немцами, сознательно отказался от возможного побега, чтобы разделить участь евреев. Побег готовила тогда еще бывшая на свободе мать Мария.
Однажды, из любопытства, я была на собрании молодежных политических организаций эмиграции, которые рекламировали свои программы. Трудно было поверить в серьезность этих программ, настолько далеки от жизни, а иногда и попросту глупы они были. И какое количество! Больше всех удивили меня «младороссы». Представителями их были модные, щеголеватые молодые люди. Они соглашались со всем, что было провозглашено в Советском Союзе, плюс — наследственная монархия! Я слышала, что их руководителей очень огорчало равнодушие последнего из Романовых к знаниям и заинтересованность только в футболе. Каждая организация ненавидела другую и утверждала свою правоту.
Две главные газеты русского Парижа — правая «Возрождение» и левая «Последние новости», хотя и конкурировали друг с другом, но держались вполне лояльно. Однако среди читателей обеих газет были злопыхатели, которые «Возрождение» называли «Вырождением», а «Последние новости» — «Последними гадостями».
И это еще не все: весной 1931 г. русская эмиграция была разодрана на две неравные части церковным расколом. До той поры большинство православных русских приходов подчинялось Московской патриархии. В марте 1931 г. в Париже был созван церковный собор, состоявший из шести архиереев и 200 священников, который постановил окончательно отмежеваться от Москвы и перейти в ведение Константинопольского Патриарха. Только епископ Вениамин, ректор Русского богословского института, и два монаха-священника — о. Стефан Светозаров и о. Федор Текучев — отказались подчиниться этому постановлению. К ним примкнула небольшая группа «мирян». Среди них, согласно своим убеждениям, был и мой муж. Страсти были накалены ужасно. Иначе, как «большевики» нас не называли.