Письмо из Швеции
Стокгольм, 19 июля 1912 г.
Отхлынула стотысячная разноплеменная толпа.
Сняты бесчисленные по рисункам и количеству флаги.
Исчезли рекламы, яркие платья продавщиц значков.
Не слышно больше восторженных "гип-ура".
Обыватель снял с борта своего пиджака жетончики и ленточки, к которым он привык уже за целый месяц.
И тихо и мирно стало в Стокгольме.
До того тихо, до того тоскливо, что не верится, что здесь столица Швеции, один из культурных центров этого маленького (всего лишь с пятимиллионным населением) государства.
Своеобразна жизнь шведа.
Не похожа она на жизнь столицы.
И трудно иностранцу привыкнуть к ней.
Все совершается в точно определенный час.
Минуточка в минуту. В 8 час закрыты все магазины.
В 12 час закрываются все рестораны, перестает ходить трамвай, и город совершенно замирает.
Изредка прогудит автомобиль, который, кстати сказать, заменяет здесь наших извозчиков. Экипажи с лошадьми встречаются здесь очень редко, и они дороже автомобиля.
В 2 часа ночи уже начинается рассвет -- какой-то больной переход от дня к ночи и от ночи к дню,-- и не чувствуется свежести утра, не знаешь прелести отдохнувшей за ночь зелени.
Куда ни взглянешь -- красоты без конца.
Каналы, скалы, замки, оригинальная архитектура строений, шлюзы, скверы с неизменными памятниками и фонтанами.
Но всегда, в любой час дня, все это выглядит одинаково. Настроение никогда не меняется, и потому скоро все переходит в разряд обычного, в разряд будней.
У красот Стокгольма какое-то каменное лицо.
Вечно неподвижное, вечно сохраняющее свою маску чистоты и вылизанности.
И тоскуешь здесь по родным запущенным садам... Хочешь в лесок без этих желтеньких дорожек, газончиков, столбиков с надписями и телефонных будочек.
Телефоны эти преследуют вас всюду, количество их ужасающе: на каждые пять жителей -- один аппарат (так говорит "телефонная статистика"). Мне пришлось видеть в конторе одного маленького банка 38 аппаратов, из них 19 "общественных" и 19 "государственных" (можно переговариваться с городами и местечками всего государства). В каждом киоске, в каждой лавочке, на всех перекрестках стоят знакомые вам по Москве аккуратные аппаратики.
И еще поражает количество женщин, исполняющих различные работы.
Женщина здесь делает все -- продавщицы, газетчики, уборщицы улиц, парикмахеры, прислуга в ресторанах, "живая реклама". Даже в мужских банях моют женщины. Шведы только посмеиваются, глядя на смущенного иностранца, которому банщица предлагает свои услуги, а сама не чувствует и тени неловкости.
Здесь обязательное первоначальное образование.
Здесь народные школы.
Здесь шестимесячный срок военной службы. Здесь много различных обществ и корпораций.
Здесь нет нищих.
Здесь чистота и порядок во всем.
Но понаблюдайте с месяц, поживите здесь, поговорите с людьми, которые живут здесь давно, последите за шведом в массе во все часы его дня, и вам, русскому, не захочется здесь остаться. В этой прославившейся своей культурой стране вы не чувствуете пульса, не чувствуете волнений, не видите оживления, не встретите блестящих глаз и жаркой речи.
Может быть, потому, что здесь все обстоит спокойно и благополучно.
Может, потому, что все упитано и сыто...
Потому, что нет причин для волнений. И молчит швед деловито, упрямо, упорно молчит.
Правда, здесь можно отдохнуть. Можно хорошо подумать в одиночестве. Можно окрепнуть здоровьем в шхерах... Но жить, долго жить здесь -- едва ли на это пойдет даже флегматичный русский.
Какая колоссальная разница с Парижем!
Там жизнь летит, жалко каждого ушедшего дня, и так трудно расстаться с бурлящим потоком парижской жизни.
В Стокгольме считаешь дни и копишь здоровье. Неблагодарно, но иначе нельзя, подумаешь: надо потерпеть, скоро вернусь на свободу.
Здесь любят солнце за то, что можно принять солнечную ванну, море -- за целебную соль, лесок -- за тень.
Никаких восторгов, никакой поэзии.
Впрочем, на Олимпийских играх я видел темпераментного шведа.
И если вам не будет скучно, расскажу об этом и о многом другом в следующий раз.