10 июля 1912 г.
Что касается меня,-- то я на все махнул рукой. В тех условиях и средствах, в которых я нахожусь, я и стараюсь жить продуктивно для здоровья. Пусть на душе отца будет грех. А впрочем, я его даже не хочу винить: с его точки зрения я сумасброд, нахал, безжалостный и бессердечный человек. Такому он не хочет помочь.
Л. А. Сулержицкому
Стокгольм, 17 июля 1912 г.
Милый Леопольд Антонович!
Удрал на север от людей,
Удрал от дум и разговоров,
Удрал сюда от черных дней,
Не слышать о "системе" споров...
Зачем я в Швецию попал,
Я хорошо и сам не знаю.
"На север!" -- врач едва сказал,
И я тотчас же уезжаю.
Хотел в Норвегию попасть,
Да вышел скоро порох:
Дерут за все тут, просто страсть,
Но впечатлений целый ворох.
Я сплю, купаюсь, много ем,
И. С. Тургенева читаю.
Я молчалив, я -- швед, я -- нем
И в шхерах о Москве мечтаю.
Язык стал шведский изучать.
(Благой порыв -- вот мой удел.)
Храню молчания печать
И говорить пока не смел.
Тоске своей ищу я дело.
Вожусь со всяким пустяком
И, если б солнце чаще грело,
В Москву явился б толстяком.
Немного, правда, загорел
И в весе фунта два прибавил.
Стокгольм ужасно надоел
Своим кодексом скучных правил.
И все по-прежнему я тощ,
Купанья нервы укрепили.
Не жарко здесь, не часто дождь,
И уж совсем не видно пыли.
Холодных много здесь красот:
Каналы, шлюзы, шхеры, замки...
Сначала открываешь рот,
Потом -- тошны культуры рамки.
Мужчин одежда дубовата,
Наряды женщин -- поглядишь --
И так все это старовато!
Как ярок в памяти Париж!
А посмотрели б Вы обед...
Здесь блюда просто смехотворны,
Желудком, если Вы не швед,--
Они для вас неблаготворны.
Мораль на каждом перекрестке...
Спортивных обществ без конца,
А мысль -- уложится в наперстке...
Не видно умного лица.
Здесь все упитано и сыто,
И для волнений нет причин...
Мещанским счастьем все покрыто...
Спокойно тянут здесь свой "джин",
Который пуншем называют.
Читать не любят. Мирно спят,
Частенько "Fest'ы" посещают.
Плодят здоровеньких ребят.
В театрах -- чистенько, наивно,
Ходули, пафос, мышцы, штамп,
Полотна пишут примитивно.
Не смущены усердьем рамп.
А в опере все тот же жест,
И хора подъятые руки.
И такт отсчитывающий перст,
И мизансцены из "Вампуки".
Давали как-то здесь "Кармен".
(Но, разве можно не идти!)
Все то же здесь, без перемен,
Все те же старые пути.
(Да, кстати, правда ли, что к Вам
Неблагосклонен нынче Двор,
Что подведен подсчет грехам,
Что вам мешает "духобор"?)
Прислать не мог корреспонденции,
Обширен очень материал.
Громаден был запас сентенций,
Но так в заботах и увял.
Придет, быть может, вдохновенье...
В моем роду не знали муз,
И редко их ко мне явленье,
Как редок в Швеции арбуз.
Ну, мне пора бы знать и честь...
Сейчас я кончу, извините,
Прошу за труд большой не счесть
Супруге кланяться и Мите.
Ивану Михалычу привет,
И Вам поклоны разных рангов
От ночек не терпите бед
Люблю Вас много. Е. Вахтангов.