Комсомол и спорт

 Комсомол и спорт

Вновь возвращаюсь к службе в спортбате. Важным событием в моей жизни стало мое избрание секретарем комитета комсомола батальона и вступление в партию, точнее в кандидаты в члены КПСС. Ушел на дембель прежний секретарь, и наш замполит капитан Геча предложил избрать меня. Армия – это не школа. Здесь неожиданностей быть не должно. Поэтому меня избрали единогласно. Но думаю, что моя кандидатура у большинства спортбатовцев особых возражений не вызывала. В мой багаж на этой должности можно занести довольно массовую учебу наших спортсменов в вечерней школе, организацию шефства над детским интернатом. Мы там организовали секции борьбы и гимнастики. Провели спортивный праздник с показательными выступлениями спортбатовцев. Совершенно для меня неожиданным оказалось желание некоторых наших ребят участвовать в интернатовском хоре. Забавно было наблюдать солдат-здоровяков, поющих в окружении 12-15-летних подростков. К сожалению, участие наших спортсменов в детском хоре вскоре пришлось прекратить. У кого-то из руководства интерната возникли сомнения в целомудрии наших поющих гвардейцев.

Еще одно громкое, но несколько сомнительное дело было связано с понуждением жениться нашего солдатика. Меня вызвал замполит и сообщил, что в часть обратилась молодая мамаша с заявлением, что Иван Мадараш, являющийся фактическим отцом ее ребенка и обещавший на ней жениться, уклоняется от выполнения своих обязательств. Наш Геча был великий дипломат, предпочитавший действовать или воздействовать на личный состав чужими руками. Поэтому он и предложил во избежание скандала, чтобы комсомольская организация убедила Ваню принять единственно правильное решение. Я обратился к Богдану Бондаруку за советом поскольку он имел некоторое представление об отношениях этой пары. Бодя поведал мне, что эта девица ранее гуляла не только с Мадарашем, поэтому его сопротивление навязываемому браку понять можно. Но когда мы увидели пацана, то сомнений в его идентификации как Ванькиного сына, у нас не осталось. Он был абсолютной копией Мадараша. Начались долгие уговоры Ивана если не жениться, то хотя бы усыновить парня. Особенно красноречив был Богдан. – Да ты что, отказываться от такого пацана, да чтобы он достался кому-то еще, да я бы на твоем месте…и т.д. и т.п. В конце концов Иван сдался. Свою роль, конечно, сыграли и некоторые льготы, которые ему гарантировал замполит (возможность два раза в неделю ночевать у будущей жены). И вскоре прозвучал Свадебный марш Мендельсона. Невеста с ребенком на руках сияла, сказать то же про жениха - язык не поворачивается. Но держался он достойно. Мы с Богданом выступали свидетелями с чувством выполненного долга.

В мою бытность комсомольским вожаком мне пришлось участвовать в армейской окружной комсомольской конференции. Были дежурные выступления о том, как комсомольские организации частей способствуют повышению боевой и политической подготовки, сколько и чего подготовлено и т.п. Про достижения спортсменов ПрикВО рассказал секретарь комитета комсомола спортивного клуба. Я записался на выступление, но слова мне не дали. Всё было заранее распланировано, расписано и рассказано. А мне хотелось поделиться некоторыми соображениями в духе моей статьи, опубликованной в армейской окружной газете незадолго до конференции. Статья называлась «Хорошо! Но могло бы лучше». В ней я критиковал отсутствие стратегии в формировании спортивных армейских команд округа. Местное спортивное руководство не особо заботилось о тех, кто заканчивал срочную службу. Между тем я знал, что многие из ребят готовы были два-три годика, а то и все 5 остаться на сверхсрочной. Ведь можно было продолжить активные занятия спортом, при этом и денежки получать, и в институте подучиться. Но окружному спортивному начальству проще было уповать на поиск и призыв на службу спортсменов уже зарекомендовавших себя - и дешевле, и хлопот меньше.

Я был, конечно, раздосадован, поэтому когда дело дошло до выборов, я свой бюллетень для тайного голосования не стал опускать в урну. Пусть это был протест с фигой в кармане, но это был протест. Когда же стали оглашать результаты голосования, командующий округом генерал армии Лащенко разразился гневной речью в адрес нескольких ренегатов, которые не донесли свои бюллетени до урны, в результате чего показатели голосования были сильно по тем временам подпорчены. Меня радовало, что моя фига не оказалась единственной. При закрытии конференции под пение партийного гимна, со мной произошел казус, из-за которого мне пришлось пережить несколько весьма драматичных секунд. Нам всем раздали листочки с текстом «Интернационала, которые по размеру соответствовали бюллетеню для голосования. В какой-то момент я нечаянно обронил этот листочек и почему-то решил, что это есть злополучный бюллетень. Мой сосед, заметил падение и наклонился, чтобы его подобрать. Я же похолодев от ужаса, притопнул сапогом листочек. Несколько секунд шла борьба. Сосед пытался вытащить из под моей ноги бумажку, я же шаркал ногой, стараясь его задвинуть подальше. Сосед в конце концов отказался от попытки сделать мне любезность, выпрямился и продолжил пение. Когда же делегаты после гимна начали скандировать речевки: - Да здравствует…, Слава… и т.п., чем обычно заканчивались подобные партийно-комсомольские активы, я изловчился и поднял помятый и частично разодранный листочек. У меня отлегло: это был текст Интернационала. Мои же страхи быть разоблаченным «ренегатом» оказались напрасными.

В партию я вступил вполне сознательно. В последних классах школы и перед самой армией я с Аликом Базароном, Витькой Кацем и Серегой Бердяевым обсуждали ситуацию в руководстве страны. Мы были тогда политизированы и неплохо информированы благодаря «вражеским голосам». Уже тогда было ясно, что Хрущеву не долго властвовать. Нужна новая программа, нужны новые люди, и такими людьми можем стать мы сами. Для нас кумирами в партии были «комсомольцы» Шелепин и Семичастный. В это время началось формирование комсомольских оперативных отрядов. Было понятно, что они в перспективе могут быть использованы наподобие штурмовых отрядов в Германии начала 30-х годов для захвата власти. Правда, было мнение, что их задачи будут прямо противоположными, то есть подавление всяких попыток выступления против власти.

Первым вступил в БОКО (Бауманский оперативный комсомольский отряд) Витька Кац, потом туда пришли мы с Бердяевым. Серега вскоре ушел из отряда. Ему резко не понравились его командир Сергей Франио и комиссар Леонид Евтеев. Франио мне тоже не нравился. Он казался слащавым и не искренним. Леня Евтеев был абсолютно правильным и искренним человеком. Он уже был женат, хотя ему не было еще и 20 лет. Поэтому приходилось работать и учиться. Чтобы не платить за проезд в транспорте, он был еще и общественным контролером, то есть во время своих поездок он еще и ухитрялся проверять билеты у пассажиров с обязательной отметкой о проверке в журнале у водителя. Но больше всего времени у него уходило на работу в оперативном отряде. Мы занимались патрулированием злачных мест района, выполняли специальные рейды по отлову перевозчиков наркоты и проституток. Устраивали облавы на «несунов» (основной объект наблюдения была пекарня, откуда тащили масло, сахар, муку, изюм и прочие компоненты булочных и кондитерских изделий). Витька Кац был особенно активен и вскоре стал начальником штаба отряда. Меня тоже продвинули – я стал членом штаба. Весной 63-года состоялся в Москве слет комсомольских оперотрядов, который завершился их парадом на Красной площади. Я сейчас не могу вспомнить, по какой причине я в этом параде не участвовал. Кажется, у меня были какие-то соревнования. Но восторженные разговоры об этом событии я надолго запомнил. Участникам парада в райкомах комсомола была выдана специальная форма, которую надо было сдать после парада или же выкупить по льготной цене.

В июле меня неожиданно призвали в армию, явиться надо было уже на следующий день без раскачки. Поэтому у меня были только одни проводы в переулке Стопани, в здании бывшего городского дома пионеров, а в то время там размещался штаб БОКО. В основном меня провожали ребята из отряда. В армии я переписывался с Евтеевым, когда бывал в Москве, обязательно с ним встречался. Во Львове меня судьба свела с еще одним БОКОвцем – Виктором Кондратьевым. За год до моего окончания службы ко мне подошел новичок - высокий парень, который показался мне знакомым. Но вспомнить, кто он и откуда, не получалось. Он представился. Оказалось, что он пришел в отряд незадолго до моего призыва. Поскольку я был членом штаба, то он меня, конечно, запомнил и узнал сразу. Хоть он был боксером – тяжеловесом, опекать его пришлось мне. Вскоре на соревнованиях он был нокаутирован. Травма была серьезная, на полное восстановление требовалось много времени, поэтому ему грозило отчисление из спортбата. Я использовал все свое влияние и при поддержке замполита Гечи добился, чтобы Кондратьева оставили в спортбате. Гече я рассказал об участии Виктора в БОКО и рекомендовал его в качестве своего преемника на должности секретаря комитета комсомола спортбата. Кандидатура Виктора была поддержана, и это обеспечило ему место в спортбате до конца службы. В последствии многие бывшие члены БОКО стали работать в правоохранительных органах: Евтеев в КГБ, Кац и Кондратьев в МВД. К несчастью, Виктор Кондратьев погиб на службе еще совсем молодым. Кац недавно умер. Леня Евтеев ушел в отставку в звании полковника.