Володя Исаев (Глотов)
Володя Исаев (Глотов) был весьма незаурядной личностью, хотя мать его была алкоголичка, отца он не знал, и его усыновил и дал свою фамилию второй муж его матери, рябоватый широкоскулый небольшого роста мужичонка, который работал в Академии плотником. С детства Володя обладал хорошим слухом и голосом. Он пел в хоре дома пионеров и солировал на наших школьных концертах, часто вместе с моим одноклассником Володей Захаровым, отец которого был профессиональным музыкантом.
Еще Исаев увлекался театром и уже в подростковом возрасте играл в детской театральной студии городского дома пионеров – тогда до постройки Дворца пионеров на Ленинских (Воробьевых) горах он располагался в пер.Стопани у Кировских (Мясницких) ворот. Он умел показывать этюды, изображать какие-то смешные сценки, классно травил анекдоты. Откуда все это бралось? Володя подозревал, что от отца. Кем тот был в жизни, Володя не знал. Он их бросил, когда Володьке было меньше года. Мать, напившись, иногда выговаривала провинившемуся в чем-нибудь сыну: - У, еврейская морда, весь в отца. Сладко стелешь – да жестко спать! Володя лучше всех умел клеить девиц, а лет в 17-18 он развлекался тем, что завязывал знакомства с московскими геями.
В начале 60-х годов у тех были две основные точки в сквериках у памятника первопечатнику Ивану Федорову (напротив Детского мира) и у Большого театра. Ради любопытства я и еще пара дворовых пацанов несколько раз присоединялись к его вылазкам на территорию, как бы ее сейчас назвали, «сексуальных меньшинств». Нас интересовала психология этих людей, что их привело в этот параллельный мир сексуальных отношений. Там мне довелось наблюдать одного из самых известных московских педерастов по кличке Донна Анна. Забавно, что когда в учебке выяснилось, что мой отделенный, проживал в районе Кировских ворот, то есть недалеко от меня, и мы стали перебирать имена достаточно известных людей из наших микрорайонов, то таких общеизвестных имен оказалось всего два: уголовник по прозвищу Сигара и упомянутый гей Донна Анна.
Володя довольно легко поступил в театральное училище, но со второго курса его отчислили за пьянки. Он пил не больше нашего, но иммунитет к пьянству у него отсутствовал из-за материнских генов. Поэтому у него в организме шло постепенное накопление всего дурного, что несет в себе алкоголь, а потом вдруг эта накопившаяся критическая масса обрушивалась как снежная или грязевая лавина, и он полностью терял человеческое обличие. Запои у него могли продолжаться до двух недель, потом в последний момент срабатывал инстинкт самосохранения. Он звонил одному из своих близких друзей, и тот на несколько дней забирал Володьку к себе, приводя его на некоторое время, хоть в какую-то приемлемую для визита к знакомому наркологу форму. Тот еще некоторое время доводил своего пациента до нужной кондиции, после чего помещал в психушку, но уже с относительно мягким режимом. Потом год, а то и два он держался, но всё равно эта картина неизбежно повторялась. На все 70-е годы Володя стал моим «крестом». Несколько раз я по этой схеме вытаскивал его практически с того света. Во время запоя он абсолютно ничего не ел. Исхудавший, осунувшийся, с обросшей щетиной и безумными глазами, путанной речью, он еще весь трясся, как при лихорадке.
Первое, что я делал, это давал ему горсть таблеток валерьяны, чтобы чуть-чуть сбить его колотун и нервное возбуждение. После этого заставлял Володю съесть несколько ложек жирного супа или борща. Обычно после этого он засыпал на час-два, после чего процедура повторялась. И это повторялось до тех пор, пока он не засыпал на несколько часов. С ним надо было постоянно говорить, перебивая его монологи, надо было заставить его больше слушать, а не фонтанировать самому. Важно было не дать ему улизнуть из дома в первые сутки, потому что на вторые он уже мог включить сознание той границы опасности, на которой остановился. Ведь когда он подавал сигнал о помощи, то делал это исключительно на подсознании. О своем пребывании в больнице он особенно не распространялся, лишь однажды «похвастался», что занимал койку, на которой незадолго до этого лежал Высоцкий.
Когда Володю выгнали из театрального, он сумел закосить от армии. Версия была в том, что он на работе упал со стремянки (он работал электромонтером), а сверху на него еще и упала отвертка. Травма была настоящая, но на самом деле Володя в легком подпитии упал с турника. А так он заявился в травмпункт на следующий день и сумел оформить себе больничный и запись в медкарту о травме головы. При таких театральных способностях убедить медкомиссию, что у него не все ладно с головой, было не сложно. Володино описание своего падения со стремянки и особенно деталь рассказа об упавшей на него сверху отвертке было настолько нелепо и неправдоподобно, но рассказано с такой искренней верою и детской наивностью, что сомнений в психическом отклонении ни у кого не возникло. Потом начались урывками работы сначала в московских гастролирующих, а потом и в провинциальных театрах таких городов, как: Лиепая, Кимры, Орджоникидзе (Владикавказ) и еще какие-то - он называл – не помню. Но он редко задерживался более одного-двух сезонов – срывался, и его увольняли, обычно по собственному желанию. Одновременно он встал на учет на киностудиях. Играл в эпизодах.
Самый известный эпизод с участием Володи – заключительная сцена фильма «Женщина, которая поет», где он сыграл молодого лейтенанта, берущего в аэропорту и героини Пугачевой автограф. В актерской среде любят розыгрыши. У Володи такая возможность появилась. У него был знакомый актер, который учился вместе с Аллой Борисовной, и у него была ее фотография тех лет. Они решили, что во время съемки Володя подменит фотографию из реквизита на реальную из прошлой жизни. Но Володя слегка сдрейфил, и этот финт проделал еще на репетиции. Но Пугачева не раскололась, когда Володя протянул ей фото юной Аллы Борисовны, та не моргнув, ее подписала и небрежно бросила: - Да, это я такой лахудрой была в 18. Прикол не сработал. Этот фильм и сейчас часто показывают по ТВ, я не всегда смотрю его от начала до конца, но стараюсь подгадать и пересмотреть заключительную сцену с Володиным эпизодом.
Володя был в каких-то вопросах невероятно настойчив. Так он себе поставил целью довести актерскую часовую ставку до возможного максимума, кажется у заслуженных артистов она была 40 руб., у народных 50 руб. в час. Он переходя из театра в театр, каждый раз добивался ее повышения. В итоге у него она доросла до 32-35 руб. Но это оказалось пирровой победой. С такой ставкой в кино берут на главные роли или какой-нибудь ключевой эпизод. Рядовой эпизод в фильме – это 9 – максимум 15 руб. за час съемок. Спрашивается, зачем директору фильма нужен артист на эпизод, которому надо платить в три раза больше, чем это следует из бюджета фильма. И Володю практически перестали приглашать сниматься.
Последняя крупная театральная роль его была в спектакле «Малая земля», поставленном Иосифом Тумановым на сцене Кремлевского дворца съездов к грядущему 75-летнему юбилею Брежнева. Туманов, известный как главный режиссер открытия и закрытия Московской Олимпиады, тогда был в фаворе, и собранная труппа очень рассчитывала на какую-нибудь престижную Ленинскую или правительственную премию. Ведь заказ на постановку шел от самого верха. Но, увы, почему-то не обломилось. Спектакль был зрелищно поставлен неплохо. Брежнева играл Шакуров, играл замечательно. У Володи была роль его ординарца. Слов было не так много, но действие было постоянно. За Шакуровым Володя следовал как тень, то есть почти все время на сцене. Это довольно тяжело – знаю по себе, но он справился отлично. Так и не дождавшись премии, на следующий год Туманов умер.
До этого спектакля Володя совершил немыслимый подвиг. Он сумел восстановиться в ГИТИСе. Ему вот-вот должно было исполниться 35 лет, после чего у нас в ВУЗы тогда не принимали. Чтобы восстановиться, ему надо было в течение трех недель сдать в общей сложности около двух десятков зачетов и экзаменов за второй курс. И он сделал это! Через три года мы с Леной сидели на его дипломном спектакле и приветствовали новоиспеченного дипломированного актера. Запомнилась и игра Володи в роли интригана в какой-то испанской классической пьесе и особенно залихватское исполнение выпускниками песни «Конфеты – бараночки» уже в российской одноактовке.
Кстати, Туманов, преподававший в ГИТИСе, там и обратил внимание на Володьку и пригласил на свою Брежневскую феерию. Эти несколько лет напряженной и интересной учебы закончились. Володя захандрил, стал пропадать, а потом и вовсе пропал. Жил он в коммуналке, где соседи из принципа не брали телефонную трубку. Но однажды взяли и сообщили трагическую весть, что его убили еще несколько месяцев назад. Его труп нашли недалеко от железнодорожной платформы по Курскому направлению. Как он там оказался, как это случилось, милиция так и не выяснила. Но я знаю, что в состоянии запоя, когда собственные деньги у него заканчивались, он часто отправлялся на Курский вокзал, где пристраивался к выпивающим компаниям. Его легко принимали – с ним было весело. Возможно и тогда он пристал к какой-нибудь группе, и это стоило ему жизни.
