Вредные привычки
Фото: 1961 год. Сергей Бердяев дурачится: Игры наши девичьи...
Курил я мало, скорее для понта. Удовольствия мне это не доставляло. Первый раз попробовал я крепкого табачка еще в Балтийске в возрасте 8 лет. Старший двоюродный братец Олег где-то раздобыл пачку солдатской махорки. Раскуривали мы самокрутки втроем, третьей была Маринка (родная Олегова сестра). Маринка была на два года меня старше. Олегу тогда было уже 12 лет. Наш финский домик был второй с краю улицы. Дальше начинался лесок глубиной метров 300, основу которого составляли заросли белой акации и облепихи. За леском тянулись на еще пару-тройку сотен метров песчаные дюны, а за ними море. Так вот в этом лесу мы и раскурили свою махорку. Минут через 10, накурившись, совершенно зеленые мы кое-как добрались до дома и тихо взобрались на чердак. Там были установлены топчаны с матрацами, на которых летом мы втроем там спали. Мы свалились замертво и отключились. Нас спохватились к обеду. Взрослые было встревожились, куда это мы пропали, но моя старшая сестра Мара нас выдала (Полное имя сестры Марианна. Кстати из-за этого имени однажды случился смешной случай. Отцу позвонили из профкома Академии и сообщили, что надо срочно явиться за двумя путевками, которые он заказывал в пионерлагерь для дочерей. Отец удивился, ведь он заказывал только одну. – Как же, у Вас в заявке значатся две дочери: Мария и Анна, - Возмутились в профкоме). Так вот, Мара знала, что мы собираемся отведать курева, заметила, когда мы пришли, и догадалась, что с нами случилось. Тетка карать нас не стала, слишком уж жалкий вид был у нас после табачного эксперимента.
Возобновил попытку закурить я лет в 13. Как-то у сестры собрались ее приятели - студенты. Была шумная молодежная вечеринка с выпивкой, сигаретами, танцульками. Тогда у них пользовалась огромным успехом заморская пластинка с песенкой «Бедные люди Парижа», которую крутили и крутили на патефоне. Я вспомнил это название и песенку, потому что в 80-годы эта мелодия вдруг всплыла как бельгийская песня, но уже с другим названием «На берегу». Так вот после этого сборища осталась почти полная пачка тонких дамских сигарет, которые я умыкнул, а потом, уединившись на Татарке, щедро предлагал отведать их приятелям. Но сам я курильщиком так и не стал. В курящих компаниях я мог себе позволить выкурить одну-две сигареты. В армии от сигарет отказался принципиально. Потом случалось изредка побаловаться, но, считай, полвека я сигареты в рот не беру.
С выпивкой – другое дело. С алкоголем впервые я познакомился, наверное, тоже в Балтийске лет в 11-12. Естественно первым учителем был братец Олег. С 52-го по 61-й год я каждое лето проводил в Балтийске. Родители засылали меня на 3-4 месяца, но там своих "гавриков" был трое, выдержать такую разнузданную компанию родичам столь долгое время было не просто. Поэтому нас на одну смену отправляли в Светлогорск, где размещался пионерлагерь Балтийского флота. Тогда в городке современной цивилизации не было и в помине, но сохранились почти не пострадавшие от войны небольшие немецкие коттеджи, утопающие в зелени и цветах. Красотища! Не было больших удобств и в самом лагере. Туалет (типа сортир) был вынесен в конец лагеря на горку и, сидя на корточках над «очком» можно было одновременно любоваться панорамой лагеря. Но для нас больше удобств значила лагерная вольница плюс к этому статус лагеря, дающий возможность, к примеру, прокатиться на торпедных катерах, рыболовецких сейнерах. Помню, как мы обожрались на сейнере селедкой свежего засола. Вкуснотища необыкновенная, она таяла во рту, и мы ее ели до полного отпада. Олег был на четыре года старше и поэтому первые годы в лагере провел в старшей группе, а потом и в качестве вожатого. Старшие любили «вмазать» перед танцами. Давали попробовать и «избранным» малолеткам, то есть тем, у кого были в лагере старшие братья и сестры.
В лагере мы много занимались спортом. Бесконечные соревнования по бегу, прыжкам в длину и высоту, шахматам. Ходили в походы по окрестностям. Устраивали костры. Там же я принимал активное участие в концертах самодеятельности. В одной из смен у меня была роль отвязного пацана и соответствующей ей прикид: на брюках-гольфах одна штанина была короче другой, рубашка порвана, а морда и руки перепачканы сажей. Именно в таком виде я предстал перед родственниками, которые приехали к нам в лагерь в воскресный родительский день. Они были в шоке, но я не стал ничего им объяснять и убежал, поскольку через полчаса должен был начаться наш концерт для родителей. Только когда я разыграл свою сценку, до них дошло, что это был мой сценический образ. Помню заключительные строки стихотворения, которое я озвучил (иногда из под сознания вдруг выскакивают совершенно невероятные вещи):
Возьмусь скорее за прополку.
И взялся, да что в том толку –
Не разберет никак Федот,
Где лук, свекла, а где осот.
Золотые лагерные дни! Наш клан (Олег, Маринка и я) всегда был на виду. Я был председателем совета отряда (привычная для меня по школе должность), Маринка – аж, председателем совета дружины лагеря, Олег, когда возраст уже не позволял быть в старшей группе, работал какое-то время воспитателем в младших отрядах. После каждой смены я привозил по нескольку грамот: за победы в спортивных соревнованиях, за активное участие в художественной самодеятельности, за участие в кружке авиамоделистов и т.п.
Светлогорский винный опыт был перенесен и в Москву. Запомнилось мне, как уже в Москве в пятом классе в школьном походе, когда мы ночевали в каком-то сельском клубе, я организовал распитие портвейна под одеялами с подсветкой фонариками. Конечно, в походы мы ходили не только ради этого. В них мы приобщались к трудностям полевой жизни в палатках, соревновались в разведении костров, приготовлении пищи, преодолении препятствий и т.д.
В восьмом классе мы с одноклассниками Толей Аринушкиым, Аликом Базароном и Вовкой Поляковым на первомайские праздники у нас во дворе распили две бутылки Фраги. В итоге Поляков бегал по скверу и радостно кричал: - Я не пьяный, я веселый! Аринушкин вырубился совсем, и было принято непростое решение отвести его домой. Непростое – потому что было совсем не ясно, как нас встретит отец Толика (мать у него недавно умерла). Но к нашему удивлению Аринушкин старший встретил нас, чуть ли не как героев. – Деточки, причитал он, - какие вы молодцы, что не бросили его одного в таком состоянии. Это я запомнил на всю жизнь, и в дальнейшем старался не бросать, где попадя, пьяных товарищей.
Следующий похожий случай случился ровно через год. Меня пригласил в свою школьную компанию Серега Бердяев. Там были и девочки, и вино, и музыка, и игра в бутылочку. Всё бы ладно, но один из одноклассников Бердяева, Сережа Батогов изрядно напился, его сильно развезло. Желающих им заняться не оказалось, и пришлось мне его транспортировать до дому, хотя я с ним и был мало знаком. К счастью, нашелся еще один доброволец, который знал дорогу к дому. Примерно с час мы выгуливали Серегу по Покровскому бульвару, но он так и не пришел в себя, чтобы добраться самостоятельно. В общем, мы доволокли Батогова до квартиры, прислонили к двери, нажали на звонок. Когда дверь открылась, он рухнул на руки, по-моему, матери. Мы же хором сказали: - Извините, - и удалились. Я вернулся домой. У нас были гости, ведь был Первомай. Я подсел к столу, мне даже налили рюмку вина, как вдруг зазвонил телефон. Звонила мать Сереги Батогова. Видно, он уже протрезвел и сдал меня. – Ваш Женя споил моего Сережу, - прокурорским тоном заявила Батогова старшая. Кстати, она и была когда-то прокурором и еще, как поговаривали вокруг, она была гражданской женой турецкого поэта-коммуниста Назыма Хикмета. Однако моя мама была не из тех, кто сдается под натиском противника. – Мой сын только что вернулся из компании школьных приятелей. Он совершенно трезв. А если Ваш сын не умеет держать себя в руках и напивается, как сапожник, то это значит, что Вы его плохо воспитали,- отбрила она.
Где они мои дворовые друзья детства? О многих из них можно рассказывать часами, что я частично и постараюсь сделать. Но, увы, иных уж нет, а те далече…
