16-го мая государь предпринял новую поездку по своей Империи. Мы остановились прежде всего в Пскове, в котором он еще не бывал. Переночевав здесь и осмотрев на другой день общественные заведения, государь отправился в Динабург, где за окончанием уже всех работ он желал лично присутствовать при освящении крепости. Гарнизон и все расположенные в окрестностях войска были расставлены на вале, по всем извилинам куртин и бастионов. После торжественного богослужения в церкви все вышли на тот бастион, который предназначен был для поднятия крепостного флага, и когда последний взвился на верхе мачты, войска и крепостные орудия салютовали освящению этой величественной и грозной твердыни. Особенно примечательного случилось тут то, что в минуту окропления флага святой водой и потом поднятия его всех нас оросило дождем при совершенно чистом и ярко сиявшем небе. Солдатам это показалось особенным чудом, излиянием милости Божией на новую крепость, и их "ура" загремело от того еще громче. За сим государь, в предшествии духовенства со святой водой и в сопровождении своей свиты, обошел весь вал и все стоявшие на нем войска, Которые отдавали ему честь. Величественное это зрелище привлекло множество народа из всех окрестностей. В заключение церемонии войска, сойдя с вала, выстроились в колонны за эспланадой, где государь сделал им смотр.
Из Динабурга мы поехали в Ригу, по дороге на древний Кокенгузенский замок, лежащий на крутом берегу Двины. Во весь этот путь я находился в смертельном беспокойстве вследствие полученных с разных сторон сведений о покушении на жизнь государя, замышляемом будто бы именно в этой местности. Он, всегда уверенный в покровительстве Божием, не обращал на эти слухи, дошедшие до него, ни малейшего внимания и спал в коляске сном праведного. Я же, сидя возле него, беспрестанно глядел во все стороны и старался бодрствовать за него. Нам было писано из Лондона, Парижа и Гамбурга, а, кроме того, мы прочли в нескольких перехваченных письмах, что целое, довольно многочисленное, общество, состоящее большей частью из польских выходцев, поклялось лишить жизни государя, и что для исполнения этого гнусного замысла выбраны окрестности Динабурга и Риги. Я послал несколько человек вперед проведать дорогу, но убийце так легко скрыться под одеждой крестьянина или просителя, что часто один только счастливый случай может способствовать его открытию. Единственная предосторожность, дозволенная мне государем, состояла в том, что у нас на козлах сидел линейный казак, один из числа тех 20-ти, которые в Петербурге причислены к Гвардейскому корпусу.
Слух об этом замысле распространился и в публике; русские, путешествовавшие по Германии, писали о нем своим родственникам в Петербурге как о вещи гласной, для предварения о том государя. В Пруссии и Польше назначали эпохой убийства его именно эту поездку. Петербургская публика испугалась и умоляла меня со всех сторон о величайшей осмотрительности. Но с императором Николаем не могло быть речи о каких-либо мерах предосторожности: они были чужды его свойствам и тому беспредельному упованию, которое он полагал на Провидение. "Бог -- мой страж, -- говаривал государь в подобных случаях, -- и если я уже не нужен более для России, то Он возьмет меня к Себе!"
На этот раз все, однако же, миновалось благополучно.
Мы прибыли в Ригу среди дня, проехав, по обыкновению, целую ночь. Рижские жители приняли государя тем с большим восторгом, что уже и в Риге стал известен названный слух. В следующее утро при разводе на эспланаде я заметил, что впереди народа везде становились с испытующим взглядом дворяне и почетнейшие граждане, как бы стеной окружая государя для ограждения его от злонамеренных попыток.
Войска, стоявшие в Риге, принадлежали к числу тех, которые так храбро сражались в Польше, под начальством графа Палена. Государь остался доволен им.
Свободное копирование
