Император Александр не знал Карамзина до 1811 года. В этом году, намереваясь посетить в Твери великую княгиню Екатерину Павловну, которая была тогда в супружестве за герцогом Голштейн-Олъденбургским, государь пожелал видеть там Карамзина, который по приглашению великой княгини и приехал в Тверь. Здесь-то читал он в первый раз государю свою историю: что представлено на одном барельефе памятника, воздвигнутого историографу на его родине, в Симбирске. Жаль очень, что и государь, и историограф изображены на нем не в современном костюме.
В это же время представил он Екатерине Павловне Записку о древней и новой России, написанную по ее желанию. Великая княгиня просила написать ее только для своего собственного прочтения и обещала хранить в тайне. Но, выслушав чтение этой Записки от самого Карамзина, она так прельстилась сказанными в ней истинами, что взяла ее из рук у автора и заперла в столик; а потом показала ее государю. Государю сначала не понравились откровенные замечания историографа. После благоволения за чтение Истории Александр на другой же день после прочтения Записки оказал к нему холодность и, разговаривая милостиво с супругой Карамзина, Екатериной Андреевной, не обращал к нему ни слова. Но на третий день все стало по-прежнему, как будто ничего не бывало.
Государь, между многотрудных дел войны и политики, брал с собою в путешествие рукопись Истории государства российского; читал со вниманием и даже делал на полях отметки, особенно в 9-м томе. На вопрос Карамзина: прикажет ли исправить места, им отмеченные? государь отвечал, что он делал эти отметки только для себя; но чтобы печатал, как есть в рукописи.
История, государства российского была напечатана в 1818 году без цензуры, по высочайшему повелению...
По летам государь любил жить в Царском Селе. Карамзин, переехавший в Петербург для печатания Истории, проводил каждое лето тоже в Царском Селе, где для него, по приказанию государя, всегда приготовлялось помещение...
Расскажу здесь, как я получил камер-юнкерство. Дядя мой уже был семь лет в отставке и жил в Москве. Я тогда помолвил жениться. Дяде хотелось к моей свадьбе доставить мне звание камер-юнкера. Не смея писать об этом прямо к государю, несмотря на уверенность в его мило-сти, он написал к Карамзину, что желал бы узнать, со-хранил ли к нему государь прежнее благоволение и может ли он написать к нему о своей просьбе. Император жил тогда в Царском Селе, Встретившись с Карамзиным в саду, он сел на скамейку и посадил его подле себя. Первый вопрос был, как почти и всегда: "Пишет ли к тебе Иван Иванович и здоров ли он?" — "Пишет, государь; я еще имею от него и поручение", — "Какое?" — "Он желает узнать от меня; сохранили ли вы к нему прежнее милостивое благоволение?" — "Что это значит? Разве он сомневается?" — "Нет, государь; но у него есть просьба". — "Какая?" — Карамзин сказал о камер-юнкерстве. — Надобно сказать, что государь при начале разговора с Карамзиным взял у него трость. — Не отвечая ничего на последние слова его, он начал писать на песке тростью и написал: быть по сему. Карамзин, видя это, ободрился и решился спросить: какой же ответ прикажете мне написать, государь? — Александр отвечал: "Ты ответ видишь!" — "Но это, государь, написано на песке!" — заметил Карамзин с улыбкою. — "Что я написал на песке, то напишу и на бумаге!" — По уведомлении об этом, дядя мой написал уже письмо к самому императору. Таким образом 19 августа 1821 года получил я звание камер-юнкера.
При Александре этим званием жаловали не за службу, а по известности фамилии или во уважение службы родственника; оно давалось как милость, а не в награду. В 1818 году мы трое — Д. П. Голохвастов, М. Ап. Волков и я — были представлены к этому званию от графа Нессельроде, при канцелярии которого мы тогда находились некоторое время; но государь изволил отвечать, что он за службу не награждает придворным мундиром.
