Тбилиси (Смерть Сталина)
Прошли годы. После частых переездов кочевой жизни военнослужащего наша семья, наконец, осела в Тбилиси. Папа вышел на пенсию. Меня приняли в комсомол. В комсомол принимали более торжественно, чем в пионеры, но было намного хлопотней и менее волнительно. Поступал я с надеждой узнать еще неизвестные мне истины, но, прочтя моральный кодекс комсомольца, ничего нового, кроме трескучих слов (нетерпимость, преданность делу коммунизма, непримиримость, солидарность), не нашел. Почти всеми принципами, которые я понимал и которые надо было выучить, я пользовался повседневно, не задумываясь над ними. Привожу моральный кодекс строителя коммунизма:
- преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма;
- добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест;
- забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния;
- высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов;
- коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый - за всех, все - за одного;
- гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку - друг, товарищ и брат;
- честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;
- взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;
- непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;
- дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни;
- непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;
- братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
Все положения, кроме последних двух, которых я не очень понимал, я усвоил в нашей семье, как говорят, с молоком матери.
Через год после вступления я вспоминал о своей причастности к комсомолу только во время собраний, но на собраниях я был очень активным, если не был согласен с общим решением. У меня появились новые друзья. Угасал интерес к технике, тянуло к людям. Я для себя открыл, что в Грузии нельзя не быть вежливым, а добрые слова, как правило, ценились гораздо выше, чем беспощадная правда.
Забросив авиамодельный кружок, я стал одним из неистовых поклонников драмкружка. Мир моих интересов ограничивался книгами, музыкой, драмкружком, друзьями – «артистами», школой, девочками. Внезапно в этот мир ворвалась болезнь Сталина, и затем его смерть. Болезнь на меня произвела большее впечатление, чем смерть. К счастью, к тому времени я не потерял ни одного близкого человека, не был ни на одной панихиде, а болезнь знал хорошо. Маме постоянно нездоровилось.
После траурного митинга в школе небольшая делегация от школы должна была участвовать в таком же митинге на площади Берия. Список участников был составлен на общешкольном собрании за день до похорон. Конечно, я был на собрании и очень хотел попасть в число избранных, ведь туда посылали самых лучших. Когда назвали мою фамилию, сердце забилось так, что я с трудом дышал. К счастью, за меня быстро проголосовали, и поэтому не многие заметили моё волнение.
На другой день, когда в школе кончился митинг, и надо было идти в составе делегации на городской, ко мне подошёл мой друг – «артист» Игорь Поротский и предложил пойти к нему домой послушать уникальную пластинку, пока его родителей нет дома. Без особого труда мы уговорили нашего классного товарища пойти за меня на митинг и вскоре сидели у Игоря дома и слушали первый концерт Чайковского в джазовой аранжировке. Трудно передать тот ошеломляющий восторг, в который меня повергли звуки этого концерта. С детства я любил классическую музыку, мама часто играла: Чайковского, Шопена, Рахманинова, Скрябина, Мендельсона. В старших классах в мою жизнь ворвался джаз. Я даже не представлял, что эти жанры можно хоть как-то приблизить друг к другу, и вот я убедился, как это оказалось возможным.
Вдруг я почувствовал, как вместе с музыкой, которая несла радость, ворвался страх. И не успел я осознать, откуда это чувство, музыка оборвалась на половине такта. В дверях стояла молодая, красивая, переполненная гневом и презрением мачеха Игоря, актриса Грибоедовского театра, в руке у которой ещё качался штепсель, вырванный из розетки. Мы замерли, как застигнутые на месте преступления.
– Вы что, обалдели совсем? – гневно процедила она сквозь зубы. – Слушать музыку в такой день… Ну, знаете… это надо быть выродками… без ума и сердца…
Она ещё долго искренне возмущалась. Мне было стыдно вдвойне, возмущалась красивая женщина, актриса… и она была права, ведь такое не позволил бы себе жилец любого дома, если бы там был покойник. Хотелось как можно быстрее уйти, но уйти до тех пор, пока она не выговорится, мешало и воспитание и желание поглазеть на красивую женщину. Как только она выговорилась, я быстро ушёл домой. А по дороге мне часто попадался портрет в траурном обрамлении, и, как мне казалось, смотрящий только на меня. И хотя я выбрал самую короткую и безлюдную дорогу, я знал, что встречу минимум пять портретов и встреча с каждым из них будет укором моей совести, но другого выхода не было, если я хотел попасть домой и остаться наедине со своими мыслями.
Мне казалось, что я никого не хочу видеть, а, встретив знакомого, обрадовался ему, как самому близкому. Он шёл на неофициальный митинг, который должен был состояться на набережной у монумента Сталина. Я с радостью пошёл с ним и, возвращаясь поздно вечером домой, не жалел, и не потому, что было там много знакомых и все выступления мне нравились. Нет! Просто я впервые был на стихийном вечере памяти, не организованном заранее. Выступал, кто хотел. Кто читал стихи, свои и чужие, кто рассказывал истории, услышанные из других уст. Не всегда умеючи, но всегда искренне и, возможно, поэтому неумение не коробило меня, как обычно. Мне нравилось, что выступающие хотя и волновались, но чувствовалась их потребность поделиться с окружающими своими чувствами, выказать своё отношение к личности, у подножия монумента которого, они собрались. И, ложась спать, желал, чтобы клятву, данную у памятника «собираться каждый год», не забыли бы до будущего года.
Через год я снова очутился на набережной. Собралось меньше, чем в первый раз, но мне уже не нравилась атмосфера вечера, и я скоро ушёл с мыслью о том, как недолговечна людская память и клятвы, хоть и даваемые иногда от чистого сердца.
Все чаще после ответов в школе, я чувствовал неудовлетворенность собой. Когда я учил предмет, особенно который мне нравился – физику, математику, я обычно сразу схватывал суть, поэтому пересказывать его не пытался. Казалось, зачем тратить напрасно время, и так все понятно. Если я учил урок с Генькой, он обычно туго понимал урок. Я ему объяснял всё своими словами, приводя примеры из жизни, разъясняющие урок. Он медленно усваивал, но, поняв, хорошо запоминал, и, отвечая на уроке, приводил мои примеры. Учитель хвалил его, а я этот же урок отвечал намного хуже, так как хотел ответить по учебнику, и здесь меня от волнения подводила память на слова, употребляемые в учебнике, скажем, вместо: «изменение состояния физического тела без притока и отдачи тепла», надо употребить «адиабатической процесс». Конечно, проще и короче, но ведь это надо запомнить, а запоминал я только те слова, которые часто употреблял. Ну, когда в обиходе употребишь адиабатический процесс? А, забыв это слово, я переставал думать, пытаясь вспомнить его. Наступала пауза, которая только усугубляла мое положение.
Из-за природной самоуглубленности, я все реже высказывал свое мнение, что сказалось на моей лексике. И вместо того чтобы больше говорить, я отмалчивался, стесняясь своего косноязычия. Это привело к тому, что я всё больше старался вызубрить то, что было в учебниках, и всё меньше пользовался тем, что дано было мне от природы - способность импровизировать на заданную тему.
Возможно, поэтому я охотно откликнулся на предложение одноклассника Игоря Пороцкого ходить с ним в драмкружок. Когда мы вечером пришли в парк имени Горьковского, где находился драмкружок, к своему удивлению, я увидел своих одноклассников: Павлика Микадзе, Геньку Панасяна и Эдика Ивкина. Чувствовали они себя как дома, несмотря на присутствия нескольких девочек из восьмой женской школы. Игорь представил меня им так:
– Это наш одноклассник. Прошу любить и жаловать. Это Инна, это – Нина, это – Ляля, это – Галя, это – Эка.
Девочки такие, что глаза разбегались, в висках застучало, краска предательски залила лицо.
Не успел я пожать руку Эке, как Инна спросила меня:
– Ты смотрел «Аттестат зрелости»?
Я настолько растерялся от необычной ситуации, что мне показалось, что мой язык прилип к нёбу. Не знаю, я побледнел или покраснел, но мои товарищи поспешили мне на выручку.
– Дай человеку прийти в себя – сказал Игорь. – Я понимаю, что тебе не терпится узнать, совместима ли красота с зазнайством.
– Совсем нет! Для себя я давно решила этот вопрос, но мне совсем не безразлично, кто вступает в наш драмкружок.
– Хороший парень, скромный, любознательный, добрый, – так охарактеризовал меня Павлик.
– Честное комсомольское, совсем как по уставу, – сказала Эка.
– Павлик правду говорит без всякого устава, – начал защищать меня Генька,– я даже больше могу сказать…
– Что скромность – украшает человека, мы и без тебя знаем, – съязвила Ляля.
– Тем не менее, вы все восхищаетесь Листовским.
– А вот и нет! – выпалила Ляля, чуть покраснев.
– Сразу видно, что ты влюбилась в Листовского, – с несвойственной для Эдика интонацией в голосе почти обижено выпалил он.
– А что в этом удивительного? – поинтересовалась Галя. – Лановой – прекрасный актер, с прекрасными данными и было бы удивительно, если…
Меня перестал интересовать этот спор и не, потому, что я не имел своего мнения. Мне просто не нравился такой тип людей, а навязывать свой вкус другим я не собирался. Первое время не совсем понимал, почему, говоря об одном и том же, мои товарищи произносили Листовский, а девочки Лановой. Вспомнив совет сестры, что в титрах, которых я никогда не читал, пишут фамилии актеров играющих ту или иную роль, сообразил, что Лановой играл роль Листовского. В этом фильме меня покорила лишь «Венгерская рапсодия» Листа, которую я слышал впервые.
Я в этом споре не проронил ни слова, но меня поразили мои товарищи. Они выражали каждый свои мысли, настойчиво доказывая свою правоту. Если Павлику – нашему отличнику это было свойственно и в школе, то странно было слушать это из уст Геньки или Эдика. В горячке спора между собой меня оставили в покое, и я начал разглядывать девочек. Все они были худенькие, стройные, большеглазые, с пушистой копной волос, подстриженных до плеч, но, тем не менее, их нельзя было спутать. Инна Фишерович – лидер по натуре, бойкая, неуступчивая, начитанная. Свои доводы подкрепляет цитатами «великих». Узкое продолговатое лицо, обрамленное черными блестящими волосами, спадающими до плеч, подчеркивали ее длинную шею. Черные глаза, ресницы и брови резко контрастировали с белым как будто бескровным лицом. Маленький рот, тонкие, но яркие губы, были весьма подвижны. Я с интересом следил за ней.
– Главное не в этом, – возразила Инна. - Лановой – личность! Образован, умен, имеет свое мнение…
– Которое не совпадает с интересами окружающих, – сказал Павлик
– Все великие шли против общего мнения, – как бы ставя точку в споре, сказала Инна.
– Но не против интересов общества, – парировал Павлик.
– А кто имеет права утверждать от имени общества? – поинтересовался Игорь.
– Наверное, не Павлик! – почти в унисон произнесли Инна и Нина, молчавшая до этого.
– И потом, если «Человек – это звучит гордо», почему Лановому отказывать в этом чувстве? – поинтересовалась Эка.
– Потому, что ты путаешь разные понятия: гордость и …
В комнату вошел наш режиссер, и Игорь умолк. Все расселись по своим местам за длинным столом, раскрыли тексты своих ролей. Игорь представил меня режиссеру – Гиви Георгиевичу. Он внимательно посмотрел на меня своими большими, добрыми, голубыми глазами и сказал, что одобряет мое решение и, если мне понравится в кружке, он подберет для меня роль. Началась читка. Меньше всех Гиви Георгиевич поправлял Игоря и Инну. Они почти наизусть знали свои роли, чего не скажешь об остальных.
С этого вечера многое изменилось в моей жизни.
На последнем уроке по литературе, наш учитель Сергей Георгиевич Амзоев, предложил свободную тему: «Как в русской литературе освещена тема «Преступление и наказание». Наши отличники молчали. И вдруг Сергей Георгиевич обратился ко мне:
– Не хотел бы ты поделиться с нами своими мыслями на этот счёт?
Я совершенно не ожидал, что он обратится ко мне, так как больше четверки я у него никогда не получал. Честь, оказанная таким учителем, как он, подхлестнула меня. Я почувствовал, что ко мне возвращается озарение прежних лет, и начал:
– Прямо на эту тему написан роман у Достоевского, но я бы начал с тех, кто первый поднял эту тему – Пушкин, Лермонтов, а продолжили ее Достоевский и Толстой.
Я начал рассказывать, как эта проблема решается у Пушкина в «Пиковой даме», затем перешел к пьесе Лермонтова «Маскарад», за этим последовал «Преступление и наказание» Достоевского и «Воскресение» Толстого.
Прозвенел один звонок, затем второй, но я их не воспринял как сигнал к окончанию или началу урока. Меня слушали. Вошел учитель математики. Он и Сергей Георгиевич переглянулись. Тот тоже начал слушать.
Я продолжал увлеченно рассказывать: «И, несмотря на разные причины, побудившие к преступлению Германа и Раскольникова – деньги, Арсенина – ревность, князя Нехлюдова – безответственность, все авторы приходят к одному выводу: поговорка «не пойманный – не вор» справедлива только в общественном суде и несостоятельна в суде совести».
– Молодец! Ответил на отлично, – похвалил меня Сергей Георгиевич, и, ставя мне в дневник огромную пятёрку, добавил: – Если бы ты так мне отвечал и раньше…
Информация для размышления
5 марта 1953 г. – на совместном заседании ЦК, Совета Министров и Верховного Совета утвердили:
Председателем Совета Министров – Маленкова.
Первыми заместителями Председателя Совета Министров: Берия. Молотова, Булганина и Кагановича.
«В целях большей оперативности в руководстве» состав членов Президиума ЦК и кандидатов в Президиум ЦК сокращался в два с половиной раз.
В Секретариате ЦК с указанием на то, что он должен сосредоточиться на этой работе, остался только один член Президиума - Хрущев. Еще один член ЦК Ворошилов – стал Председателем Верховного Совета, а трое других членов Президиума ЦК – Микоян, Сабуров и Первухин – стали министрами, но не входили в Президиум Совета Министров.
27 марта 1953 г. – выпущено из тюрем по предложенному Берией указу Президиума Верховного Совета СССР. Амнистированию подлежали 1 миллион 181 тысяча 263 человека – из 2 миллионов 526 тысяч 402 лиц.
4 апреля 1953 г – Берия освобождает врачей, но ловит врача Сталина.
6 апреля 1953 г – по докладной Берия был снят с поста секретаря ЦК Игнатьев, а 28апреля выведен из состава ЦК
28 апреля 1953г – арестован Василий Сталин. Суд присудил ему 8 лет тюремного заключения, за «антисоветскую пропаганду» (статья 58-10 УК) и злоупотребление служебным положением (статья 193-17 УК).
9 мая 1953 г. – было принято решение Президиума ЦК КПСС «Об оформлении колон демонстрантов и зданий предприятий и организаций в дни государственных торжественных праздников». Берия настоял: не надо расцвечивать первомайские и ноябрьские демонстрации, не надо вывешивать и носить портреты членов Президиума ЦК, не надо им стоять на трибуне Мавзолея, а следует идти в колоннах демонстрантов.
12 июня 1953 года – Берия на Пленуме ЦК КПСС излагает свою концепцию реформ.
17 июня 1953 года – путч в Берлине и Берия, по-моему, там.
3 июля 1953 г. – заседание Пленума ЦК КПСС председательствовал Хрущев, на котором арестован Берия.
июле 1953 года сын Берия, вместе с матерью, был интернирован на одной из подмосковных госдач, затем также был арестован и до конца 1954 года содержался в одиночном заключении сначала в Лефортовской, а затем в Бутырской тюрьмах
В августе 1953 г. Маленков на сессии Верховного Совета СССР изложил новый экономический курс. Важнейшей его частью было уделить больше внимания производству потребительских товаров и повышению жизненного уровня трудящихся.
В август 1953 г – сообщение об испытании в СССР водородной бомбы
В сентябре 1953 г. – Хрущев стал. – Первым секретарем ЦК. Постановление Пленума ЦК КПСС «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР»
1953-1956 гг. – упразднение системы ГУЛАГ
В декабре 1953 г. на закрытом заседании Верховного Суда СССР были приговорены к смертной казни Л. П. Берия, В. Н. Меркулов, В. Г. Деканозов, Б. З. Кобулов, С. А. Гоглидзе, П. Я. Мешик, Л. Е. Влодзимирский
1953 года по инициативе Никиты Хрущева ЦК КПСС развернул пропагандистскую кампанию в связи с празднованием 300-летия Переяславской рады.
19 февраля 1954 года Президиум Верховного совета СССР подписал указ о передаче Крымской области из состава РСФСР в состав Украинской ССР. Согласно Конституции РСФСР передача Крымской облас¬ти Украинской ССР можно было лишь путем проведения все¬российского референдума. Но его не проводили, а значит, со¬гласия не получили…!?
1954 г., 27 июня – пуск первой в мире АЭС в Обнинске
В декабре 1954 г. в Ленинграде состоялся судебный процесс. над организаторам "ленинградского дела". Абакумова, Леонова, Комарова и Лихачева расстреляли. Броверман получил 25 лет, Чернов – 15. Был осужден и приговорен к расстрелу и человек, написавший донос на Абакумова - М. Д. Рюмин
К концу 1954 года были реабилитированы около 10 тысяч человек…
