Публичное распятие

 18.Публичное распятие

Что ни говорите, но Бог все-таки шельму метит. Что-то фатальное - неотвратимое и непоправимое - преследовало Шуляка и его форменную офицерскую фуражку. Наверное, это была некоторая компенсация за те бесконечные гадости, которыми он постоянно и весьма щедро одаривал все свое окружение. И взаимность не заставляла себя ждать.

Вскоре после новогодних праздников и как раз накануне зимних экзаменов он снова нес ответственную вахту в экипаже. По странному стечению обстоятельств в изоляторе опять дежурила Феня.

Уж полночь близилась, а у нее в процедурной все не гас свет, и вахтенный офицер, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, терпеливо дожидался своего часа, укрывшись в безветренном закутке прямо под балконами курсантских кубриков. Стал робко накрапать и вдруг разразился холодный январский дождь - крупные капли падали на асфальт, на шинель и фуражку. Он спрятался глубже под балконы, но задуваемый резким ветром, дождь настигал его и там.

Неожиданно начавшись, он так же внезапно прекратился. Энергичным взмахом Шуляк стряхнул влагу с шинели, потряс фуражку. Тут же дождь возобновился, обильно орошая остатки скудной растительности, растекаясь по голове и лицу. Резкий запах аммиака ударил в нос. Шуляк отскочил в сторону, пытаясь разглядеть, с какого этажа направляется струя, но непроглядная южная ночь надежно прятала злоумышленников.

Резво обежав дом, он устремился на верхние этажи и замер за дверью одного из балконов. Ждал не долго. Скоро появился мальчишка, босой, в одном нижнем белье. Дождавшись, когда тот оправится, Шуляк ухватил его за рубашку:

- Ты тут чем занимаешься? Ах ты писун эдакий!

- А чё? Прижало, вот и побежал... Да ну тя, отпускай, спать больно хочется, да и ногам зябко.

Спросонья парень явно не разобрал, что толкует с дежурным офицером, приняв его за коллегу. Резко рванувшись, он помчался по длинному полутемному коридору. Шуляк за ним. Курсант нырнул в абсолютную темень кубрика, где разыскать его среди двух десятков похрапывающих близнецов оказалось невозможно.

Шуляк отчетливо понимал, что этот паренек никак не причастен к его обидчикам, однако он уже не мог позволить себе вот так просто отпустить злостного нарушителя дисциплины, схваченного, что называется, с поличным. Он решительно включил свет:

- Всем встать!

Привыкшие ко всяким неожиданностям, в том числе ночным побудкам и последующим за ними тревогам, марш-броскам и другим внезапным радостям, все мгновенно соскочили с кроватей.

- Кто только что выходил из кубрика оправляться?

- Че-во? Из-за этого и переполох? Только-то...

Стояли, недоуменно переглядываясь, почесываясь.

- Выходит, никто! Тогда всем одеваться и чистить картошку.

- Ну, я бегал, - тихо донеслось из дальнего угла, - все одно до гальюна не поспел бы, невтерпёж было. Уборные-то когда на этажах, будут? Все обещаете...

- Как зовут?

- Валька.

- Что ты Ваньку валяешь, я тебя о фамилии спрашиваю!

- Аграмов я.

- Так вот, курсант Аграмов, возьми мою фуражку, понюхай ее и передай другим.

Другие поверили офицеру на слово и от Валькиной услуги отказались.

- Все поняли, что произошло? Дойти до того, - взвинчивал себя Шуляк, - чтобы писять прямо на голову дежурному офицеру, ну, я вам скажу, такого у нас еще не было!

- Кто командир взвода?

- Есть! - представился Черный.

- Утром доложите командиру роты. Я настаиваю на содержании Аграмова на гауптвахте.

Настоящая пытка для Вальки началась утром.

Выстроившись поротно и повзводно на асфальте Лермонтовского переулка, училище, как обычно, ожидало общей команды дежурного офицера, чтобы под звуки традиционного "Возвращения Славянки" начать переход в учебный корпус.

Но прозвучало совсем иное, заставившее насторожиться, прислушаться:

- Сми-и-рно! Равнение на середину! Курсант третьей роты Аграмов, выйти ко мне!

Небольшой росточком, Валька стал еще меньше, ссутулился, опустил голову.

- Товарищи курсанты! Все внимательно на него посмотрите! Сейчас он перед вами покорный и жалкий. А чем этот законченный хулиган занимался прошлой ночью? Он терпеливо выжидал возможности напакостить своему же офицеру-воспитателю! И сделал это прямо с балкона!

Строй загудел:

- А чем он его? Кирпичом? Не похоже!

- Да побрызгал ему на голову!

- А зачем он, дурак, ходит по запретной зоне?

- Лучше бы гальюны сделали, а то ночью с четвертого этажа бегать!

- Смирно! Прекратить разговоры! Строй затих.

- За оскорбление дежурного офицера, что является не только злостным хулиганством, но и носит политический характер, Аграмов будет наказан со всей строгостью. А сейчас этого писюна я отправляю на гауптвахту!

- Сми-и-рно! Поротно и повзводно, дистанция...

Грянул оркестр. «Славянка» возвращала курсантов к житейским, учебным будням.

Одна маленькая сгорбленная фигурка осталась неподвижной. Вздрагивая всем телом, Валька горько плакал.

Этот печальный эпизод все постарались побыстрее забыть, ибо каждый в душе радовался, что не ему, а Вальке досталось расплатиться за всех, одинаково грешных. Но еще больше - за тупое безразличие к очевидным и очень насущным нуждам ребят.

Походя брошенная офицером кличка «писюн» к Вальке прилипла. Таким его знало уже все училище, и деваться было некуда.

Валька стал писать рапорты с просьбой отчислить из училища по семейным обстоятельствам. Вместо занятий целыми днями просиживал на камнях у моря, прощаясь со своей мечтой.

Его настойчивые просьбы удовлетворили.