Приближалось время занятий в школе. Предстояло начинать самостоятельную жизнь в городе, где мама сняла для меня угол у знакомых за соответствующую плату (недорого- 3 килограмма риса в месяц - хозяйка была счастлива). В Намангане я прожил весь учебный (1944-45 ) год. По выходным приходил домой в кишлак, окунался в «родную» стихию, встречался с Софочкой и друзьями.
Между прочим, узбеки, в среде которых я находился в годы эвакуации, «перекрестили» меня (не помню по какой причине): получил новое имя – Мирзараим, привык к нему и даже представлялся этим, чисто узбекским именем.
За время жизни в Намангане я окунулся в цивилизацию: электрический свет, радио, многочисленное русскоязычное общество и прочие атрибуты современности.
Не могу не рассказать еще об одном случае, характеризующем стиль жизни и психологию тамошнего общества в то время (только ли?). Живя в городе и нуждаясь в пропитании я, как и всякий школьник-горожанин, претендовал на хлебную карточку (норма хлеба ученика - 300 гр. в день), однако, когда обратился в соответствующую контору, мне отказали по причине того, что я колхозник и не имею городских прав. Я уже было смирился с этим, но один «знающий» человек дал мне дельный совет: нужно обратиться с просьбой к председателю райисполкома и дать ему взятку (так мол все делают). У нас этот совет вызвал недоверие, но поскольку другого варианта не было, мама обеспечила меня большой красивой дыней в плетенке и некоторой денежной суммой, а также надиктовала соответствующее заявление. В исполкоме, к моему удивлению, мне любезно сообщили, что председатель по таким-то дням и по такому-то адресу ведет прием населения (подопечного ему района) у себя дома. И я со страхом - ведь это была первая в моей жизни взятка (а сколько я их впоследствии уже безбоязненно вручал власть держащим чиновникам - не перечесть), с дыней в руках и завернутыми в бумажку деньгами в кармане, отправился по нужному адресу. Найти его оказалось очень просто: на близлежащих улицах и перекрестках имелись указатели в виде стрелок, начертанных черной краской на стенах заборов: «Дом Агаликова» (то бишь районного главы). А перед входом в домовладение на улице я обнаружил довольно внушительную очередь просителей (ну прямо, поэт Некрасов: «Размышления у парадного подъезда», только в узбекском варианте) и главное, что меня успокоило - у всех в руках было подношение: корзины, свертки, пару человек держали на поводке овец.
Я ничего не сочиняю, не обманываю (да и зачем мне это?) - так оно и происходило, без преувеличения. Так уж случилось в моей жизни, что значительную часть её я прожил на Востоке и часто сталкивался с таким, не вызывающим возмущения и общепринятым обычаем.
Много лет спустя, живя в Баку, я уже не удивлялся тому, что получение за деньги образования, должности, ученой степени, членства в коммунистической партии и прочих жизненных благ носило массовый характер и делалось это без утайки и безбоязненно. Многим бакинцам известен эпизод, когда претендент на поступление в медицинский институт в Баку, «честно» уплативший, и не обнаруживший себя в списках принятых, зашел в кабинет к ректору института и, вытащив из-под полы спрятанный обрез (ружье), застрелил его. И народ был возмущен. . . непорядочностью ректора. Восток- дело тонкое!
Закончу свою историю : войдя во двор товарища Агаликова, я увидел его сидящим на покрытом ковром топчане под навесом и рядом еще 2-х помощников. Подойдя к «трону» я, протянул подношения «самому», он брезгливо пробурчал: «отдай им». Один «сотрудник» принял дыню, второй - заявление и пакетик с деньгами, после чего мой визит закончился , мне было указано на выход. Через несколько дней я получил хлебную карточку, уже без препятствий и проволочек.
Помню, как уже после освобождения Крыма в Наманган (а, по-видимому, и в другие области Узбекистана) пригнали несколько товарных эшелонов с крымскими татарами. При общении с ними выяснилось, что Крым был полностью «очищен» от этой нации из-за «сотрудничества с немецкими оккупантами».
Странно было видеть женщин, малолетних детей, стариков, обвиненных в предательстве. Конечно, нет дыма без огня, но масштаб «мероприятия» поражал своей массовостью, оперативностью и организованностью, как и все, что было осуществлено под водительством «великого» Сталина.
Вся операция была осуществлена в течение 24 часов. В Узбекистане к этим людям, успевшим наспех прихватить свой убогий скарб, власти отнеслись весьма сдержанно, особых забот к их устройству в новой жизни не прилагали и обрекли на самовыживание.
