На третий день стоянки утром стоявший на карауле Касперский заметил в деревне несколько свежих подвод оленей с инородцами. Заподозрел в них разведку и сообщил Дронову. Дронов как-то не обратил внимания и никакого значения этому не придал, тем более, что торопился на собрание, устроенное, чтобы обсудить вопрос о немедленном от'езде к устью Лены. Решили бесповоротно держать путь к Беринговому проливу, чтоб скрыться на Аляске. Дронов проектировал нашу жизнь на Аляске:
-- Построим из камней избушку. Щели между камней в стенах проложим мохом, крышу покроем моржовыми шкурами и пока что будем там поживать. Не хватит продуктов -- станем питаться мясом медведей, тюленей и моржей. Аляска для нас -- самое безопасное прибежище.
Послали инородцев скорей согнать к обозу, что стоял в стороне от деревни, оленей. Сами разбрелись по избам. Впереди далекий путь, пищи горячей не увидим. Стали сооружать обед. Оленей что-то долго не гнали.
"Они, верно, разбежались далеко от обоза и собрать их трудно",-- думали мы.
В действительности же дело приняло другой оборот. Разведка неприятеля побывала в деревне, точно выяснила расположение нашего обоза и отряда, получила нужные сведения от священника Суслова и уехала.
Разбившись группами, разошлись мы по избам обедать. Мирно беседовали за обедом, потом пили чай, толковали о дороге, отнявшей все здоровье и под конец опротивившей до того, что хоть в петлю лезь Дронов заметил:
-- Ну, ребята, вы совсем распоясались: и винтовок уж с "собой не носите.
Никулин буркнул:
-- А чорт их бей! И так руки болят. Тут не под силу револьвер таскать, не только винтовку.
Продолжали чаепитие, шумно и весело болтая.
На улице выстрел, другой, третий. Не обращаем внимания, думаем: наши практикуются в стрельбе.
Вдруг пуля пробила стену избы и попала в кипящий на столе самовар. Струя кипятка обдала Сударикова. Пошла бестолковая суета. Один из товарищей, пронзенный пулей, свалился у двери. Бросились беспорядочно во двор. Для всех стало очевидным: мы окружены войсками.
-- Товарищи, берегите себя!-- несся крик Дронова. Дронов вступил в командование.
-- Пока я вгляжусь в действие наступающих, имеющие на руках винтовки выходи на линию огня. Ложись!
Тут выяснилось, что оружие все в обозе, а обоз уже отрезан. Винтовка имелась у одного Джафара, с ней он никогда не расставался. Положение безвыходное: мы попали в ловушку и попали так нелепо. Как за последних защитников схватились за револьверы. Открыли стрельбу, но это было бесполезное занятие. Дронов предложил:
-- Товарищи, один выход: броситься "на ура" и прорвать фронт противника, чтобы выхватить из обоза винтовки. Раздумывать некогда, пули сыплются градом.
Среди нас были уже убитые и раненые. Дроновкомандовал:
-- Развивайте по противнику сильный револьверный огонь. Может, удастся прорвать цепь.
Он кинулся вперед с револьвером, за ним несколько товарищей, стреляя то цепи противника, ударились по направлению к обозу.
Враг не жалел патронов. Почти всех бежавших с Дроновым убили на месте.
Ранили Дронова. Пуля пробила ему грудь, и он упал. Кравченко подтянул его за угол дома в менее опасное место. Дронов смог еще сказать ему:
-- Возьми командование на себя, держитесь сколько хватит сил.
Еще раз крикнул:
-- До сумерек не сдавайтесь. Ой, не могу...-- совсем тихо простонал он. Сказал чуть слышно "прощайте", приставил к виску револьвер и застрелился.
Противник усиленно развивал огонь. Пули пронизывали тонкие деревянные дома. Падали один за другим товарищи. Имея в руках лишь револьверы и шашки, о сопротивлении нечего было и думать. Кравченко предложил взять их "на удочку": крикнуть "сдаемся" и, когда приостановится стрельба, подойти, наброситься на солдат, отобрать винтовки и этими же винтовками их перестрелять. Все согласились,
-- Сдаемся!-- огласило воздух.
Офицер крикнул:
-- Выходи из-за домов!
Пряча в рукава и за пояс револьверы, отбрасывая шашки и кинжалы, мы выходили из-за домов, Джафар, оказавшись где-то в стороне от отряда, не знал о нашей уловке и долго отстреливался. Затем выстрелы его сразу прекратились; среди нас его не оказалось. Очевидно, он был убит.
На улице, на открытом месте валялся раненый в ногу Аксельрод, рядом с ним лежал раненый Самойлов. Последний, когда мы проходили мимо, пытался подняться, держа в руках револьвер, но, верно, не смог и, истекая кровью, застрелился.
Офицер, не допустив до себя шагов на пятьдесят, скомандовал:
-- Руки вверх! Подходи по-одному.
Когда Кравченко увидел, что наша уловка не удалась, спросил:
-- Кто у вас командир отряда? С кем мы можем говорить?
-- Говорите, в чем дело?-- крикнул офицер.
Солдаты держали винтовки на изготовку. Кравченко понял, что говорит с офицером, и заявил от имени оставшихся в живых:
-- Мы видим, что побеждены; знаем также, что грозит нам в будущем. Если вы дадите честное слово офицера, что с вашей стороны не будет над нами насилия и издевательства, мы сдадимся. Если же вы такого обещания не дадите, кончаем самоубийством.
И крикнул:
-- Товарищи, в оружие!
Солдаты засуетились, но приказа стрелять от офицера не поступало. Каждый из нас держал револьвер у виска и ждал только распоряжения Кравченко, чтобы кончить самоубийством. Кравченко вел переговоры. Офицер говорил:
-- Я прибыл сюда не затем, чтобы чинить над вами суд и расправу, а обязан вас доставить в распоряжение высшей власти и как командир отряда обещаю: никакого издевательства над вами не будет.
Мы отбросили в сторону револьверы и сдались.
Это было под вечер 5 февраля 1909 года. Кравченко нас успокаивал, что умереть, мол, мы всегда успеем, а обратный путь далек, больше трех тысяч верст; может быть, удастся обезоружить конвой или уйти еще каким-либо путем.
Раздалась команда офицера:
-- Отойти в сторону от брошенного оружия.
Нас охватили цепью солдаты и, обыскав, развели по избам. Там раздели донага, пересмотрели все швы нашего платья, искали деньги.
Затем велели одеться. Перековали в ручные и ножные кандалы. В ручные по-двое: одного за левую руку, второго за правую. Произвели учет отобранного оружия, денег и обмундирования. Всех переписали. Налицо было двенадцать: Аксельрод, Барута, Великанов, Ермаковский, Иваницкий, Кравченко, Прикня, Судариков, Шальчус, Гриша, по кличке Хохол, Вейс и Троицкий.