Усомнившись в старом пути, по которому я шел до сих пор, я не успел так скоро взамен его отыскать другой и очутился в каком-то тупом переулке, из которого не находил выхода. И на поверку выходило, что в сущности я был таким же мерзавцем, как и чернопередельцы, которых я упрекал так жестоко в непоследовательности. В евангелии рассказывается, как апостол Петр, думай однажды итти по воде навстречу Христу, потерял в эту минуту веру и начал тонуть. Так и я, ходивший раньше но воде, теперь тонул и захлебывался, потерявши свою веру.
В то время как внутри меня происходила эта ужасная ломка, вызывающая ощущения, близко напоминавшие собою чувства, испытываемые при смерти дорогого человека -- ломка, совершавшаяся, конечно, вопреки желанию, подобно этой самой смерти, как какой-то неумолимый закон природы -- в это же время мне приходилось укрываться от полиции, кочуя с одной квартиры на другую и проводя где день, где два. Первого марта часу во втором ночи я был разбужен стуком в мою дверь.
-- Вы спите?-- услыхал я из-за двери голос моей хозяйки.-- Царя убили!..
Помню, на следующий день я проходил улицею возле железнодорожного вокзала; какой-то человек, одетый в легкое, не по сезону, темно-серое пальто, с башлыком, насунутым на голову до того глубоко, что лица нельзя было видеть, пересек мне дорогу, и сзади его по пятам шел жандарм, позвякивая шпорами. Это был арестованный, и его вели, кажется, с вокзала к извозчику, стоявшему тут же недалеко.
Меня словно что-то ударило. Царя убили, и жандармы всюду гонялись теперь за народовольцами. И это, должно быть, был народоволец. "Конечно,-- думал я, народоволец,-- народники жандармам не нужны. И я не нужен им: я вот здесь стою свободный, а его там ведут. А было время, когда и меня так же водили и не спускали с меня глаз. Но это время прошло. Другие люди борются теперь и гибнут, но я уже не при чем. История выбросила меня за борт, как негодную ветошь". И глубоко тоскливое чувство, порождавшееся от сознания своей ненужности, со всяким днем все сильнее и сильнее овладевало мною.
Первый народоволец-"старик", с которым мне довелось встретиться в Москве вскоре после описанного мною свидания с важничавшим господином, был Телалов. Я не знал его раньше и теперь познакомился с ним. Он был несколько моложе меня, с красивыми темными глазами. Разговоры вел всегда сдержанно и спокойно и в подтверждение своих взглядов любил ссылаться на авторитет Дюринга. При посредстве его мне удалось потом встретиться и с другими нелегальными народовольцами или, как их называли, "стариками". Нужно сказать, что в Москве "старики" не жили, кроме двоих, насколько мне известно -- Телалова и Марины Никаноровны, которые заведывали московской народовольческой организацией. Старики только наезжали по временам в Москву из Петербурга, где сосредоточены были их силы, для совершения цареубийства.
Но после 1 марта, когда дело было сделано и, с другой стороны, когда преследования жандармов были усилены настолько, что им трудно было там держаться, они разбежались. Некоторые из них по пути -- кто в южную Россию, а кто на восток -- проезжали через Москву. И я видел тогда в Москве Юрия Богдановича, Якимову, Лебедеву, Ивановскую, Лангенса Мартына. Все они продефилировали тогда передо мною. С Лангенсом и Богдановичем я имел первое свидание на Цветном бульваре. В видах конспирации, чтобы шпионы не заподозрили в них революционеров, они были расфранчены. Но как мало все-таки они походили на франтов! По крайней мере мой глаз сразу открывал подделку. Помню, у Богдановича была какой-то странной формы шляпа, как мне казалось, обращавшая на себя внимание. Когда я заметил ему об этом, то он только добродушно рассмеялся.
"Молодежь, "стремящаяся занимать положения в обществе, неизмеримо лучше умеет одеваться",-- думал я, глядя на них. А между тем этим очень даже нужно было это: шпионы гнались по пятам; полиция, жандармы -- все стало на ноги, чтобы их ловить. И, несмотря на полную рознь наших взглядов, в ту минуту я почувствовал к ним нечто подобное тому, что, как мне казалось, чувствовал ко мне Лангенс когда-то в мценской тюрьме, когда он глядел на меня из своей камеры через дверное оконце; тогда на очереди был я, теперь -- они.
Свободное копирование
