Наконец, помню, добрался я до селения Бортничи. (Боюсь, точно ли называю селение, расположенное на левом берегу Днепра, верстах в пятнадцати от Киева). Захожу в одну избу. Дело было к вечеру. Крестьянка, хлопотавшая по хозяйству в избе, встретила меня довольно приветливо и пригласила садиться. Я сел на скамью, и скоро у нас с нею завязалась беседа; мы толковали о том, о другом. Но вот ужин был готов; хозяйка поставила еду на стол и пригласила меня есть. Я приблизился к столу и взял в руки ложку.
-- А откуда вы, чоловиче добрый? -- спросила меня хозяйка.
-- Из Веркиевки,-- ответил я.
Имея паспорт Веркиевской волости, Нежинского уезда, я, конечно, иначе и не мог ответить.
-- Слушаю я тебя и в толк не возьму, -- раздался внезапно голос сверху печки. -- Откуда, говоришь, ты родом?
Я поднял глаза вверх и на печке, занимавшей первый угол избы, увидел лежавшего там на брюхе мужика средних лет. Прежде всего меня неприятно поразило то обстоятельство, что мужик заговорил со мною на "ты". Украинцы считают эту форму речи крайне невежливой и употребляют ее лишь в исключительных случаях, когда бранятся или когда вообще желают высказать свое пренебрежение к кому-нибудь. Однако я не подал вида, что обижен, и совершенно спокойно ответил ему то, что говорил раньше хозяйке.
-- Из Веркиевки? А из какой? Из той, что под Нежином? -- переспросил мужик.
-- Да, из той самой, -- ответил я.
-- Брешешь! -- категорически сказал он.
Я даже приподнялся из-за стола, до того был я смущен и рассержен вместе.
-- Ты что же не веришь? Я тебе паспорт покажу...-- заговорил я с ним тоже на "ты".
Крестьянин лежал на печи брюхом, так что с печки выглядывала только одна его голова.
-- Зачем же ты встаешь от вечери?.. Сиди и ешь!-- заметил он, меняя тон, а потом продолжал: -- Говоришь, из-под Нежина?
-- Да.
-- Брешешь! Ей-богу, брешешь!..
-- Гляди паспорт!
-- А мне что же твой паспорт?!.. Я неграмотный. Кто же там разберет, что в том паспорте написано?
-- Позови грамотных; пусть тебе прочтут...
-- Что бы ни прочитали, говорю тебе -- брешешь... Я по мови чую (слышу по речи), что ты оттуда, с Польши, а не нежинский, -- сказал мужик, махая рукою по направлению Днепра. -- И в самом Нежине я бывал не раз и не два... Оттуда хлеб возил... Слыхал, как там люди говорят.
Было очевидно, что я попался. Произношение на правом берегу Днепра или, как называют мужики эту местность Украины, Польше сильно отличается от левобережного. Я же вырос в Подольской губернии, усвоил себе тамошний язык, и, следовательно, для опытного уха не могло быть сомнения в моей "брехне". Вывернуться из этого положения оказывалось невозможным: чем более я настаивал на своем, тем энергичнее раздавалось "брешешь". Любопытно было то, что при этом мужик всякий раз убедительно упрашивал меня не оставлять "вечери".
-- А ты ешь!.. Не вставай от стола! -- добродушно говорил он.
Наконец дело дошло до того, что мне ничего не оставалось, как только во всем сознаться; тогда я замолчал. Мужик понял, вероятно, это и с своей стороны прекратил нападение.
После ужина, так как было уже поздно, он мне заметил:
-- Ну, ложись спать. Да только смотри, ночью не украдь чего-нибудь.
Утром другого дня я ушел в Киев и, идя, Дорогой долго размышлял об этом случае. Он мне послужил на будущее время прекрасным уроком. Я стал осторожнее относиться к паспортам и практиковал такую систему: я всюду выдавал себя не иначе, как за жителя Подольской губернии, и только когда обстоятельства загоняли меня в Подольскую губернию, я для этого случая имел паспорт из другой губернии.
Свободное копирование
