Глава восьмая
ДАЛЬНЕЙШИЕ ОПЫТЫ НАРОДОХОЖДЕНИЯ
Прибывши в Киев, я стал хлопотать о деньгах для устройства революционного притона в Корсуни; но чем другим, а деньгами мы, киевляне, всегда были бедны. Денег неоткуда было достать. В довершение горя скоро явился из Корсуня Вася: ему надоело там одному сидеть. Видя, что денег раздобыть нельзя, Вася стал почему-то сердиться на всех и кончил тем, что уехал куда-то на север. Таким образом мы лишились наконец и третьего товарища. Из нашей первой компании, состоявшей из пяти человек, удержалось только двое -- Стефанович и я, которые еще не теряли надежды делать что-нибудь в народе; остальные, видимо, разочаровались.
С моим приездом в Киев я застал состав "коммуны" сильно изменившимся; приехало несколько новых лиц из Петербурга: Стронский с своей женой, Рогачева, Дробыш-Дробышевский, Иван Чернышев. По словам приехавших, на сходках в Петербурге большинством была принята бакунинская или, как они называли, "бунтарская программа". Но в практическом отношении, т. е. в вопросе осуществления этой программы на практике, ни к какому решению там не пришли, и подобно нам, южанам, остановились на мысли первоначально отправиться в народ, с тем, чтобы присмотреться поближе к условиям его жизни и затем, собравшись, обсудить практическую сторону вопроса.
С этой целью предполагалось устроить в Петербурге с'езд, и время для этого с'езда назначено было осенью 1874 года, если не изменяет мне память, в октябре месяце. Стронский собирался итти в народ, в Полтавскую губернию, вместе с Чернышевым. Жена Стронского с Богачевой отправились в качестве работниц недалеко от Киева в имение, принадлежавшее Киево-Печерскому монастырю. Стефанович надумался опять на юг Киевской губернии, в ту же местность, где мы были, и не один, а с Катериной Брешковской и Коленкиной.
Что касается меня, то я решил пошататься в окрестностях Киева. Со дня на день я ожидал сведений, по получении которых должен был отправиться на границу по книжному делу, и потому не мог забираться далеко. Я ходил по деревням, расположенным против Киева по левой стороне Днепра, под видом плотника, разыскивающего работу. Деревни тут построены на ровной низкой местности, нередко заливаемой рекой и мало пригодной для землепашества; поэтому жители больше походили здесь на пригородных мещан, чем на крестьян, и резко отличались своим барышническим духом. В этих шатаниях я провел несколько дней. Раза два приставал к толпе богомольцев, плевшихся к Киеву по так называемому Черниговскому шоссе, и провожал их до самой лавры.
Надо знать, что от Цепного моста, переброшенного через Днепр, проложена прекрасная широкая шоссейная дорога, большими загзагами поднимающаяся вверх на Печерск, к лавре. Но эту дорогу мои богомольцы почему-то не брали, а предпочитали, перейдя мост, подниматься прямо по тропинке на гору, на верху которой блестели золотые купола Киево-Печерской лавры.
Любопытно было видеть, как изнуренные ходьбою бабы, с лицами, опаленными солнцем и ветром, не будучи в силах итти, взбирались на четвереньках на эту крутую гору. Должно быть, в этом последнем подвиге они усматривали богоугодное дело. Мужчины-богомольцы совершали это молча; но богомолки страшно стонали, ползая одна за другой на четвереньках с громадными котомками на спинах, напоминая собою скорее кучу раков, чем толпу людей. Иная обрывалась и с визгом ссовывалась вниз; ее подхватывали другие, и она опять принималась ползти.
Свободное копирование
