Все мои товарищи по школе ушли в армию. Очень многие девочки погибли в бомбежке: каждый вечер разворачивало несколько домов — то на Невском, то на Саперном переулке, где я жила. В дом моей подруги Любы Тарлер, которая была тут, в Израиле, с которой я общалась и которая, увы, уже тоже умерла (а перед тем впала в старческий психоз), — попала какая-то особенная бомба и лежала в их квартире. Дом выселили, бомба — замедленная, что ли — взорвалась через несколько дней. И, когда она взорвалась, дом перекосился; взрыв был хорошо слышен у нас, повылетали все стекла.
Начались пожары. Воды не было. А коптилки очень легко вызывали загорание бытовых предметов; если начинался пожар, весь дом выселялся на улицу. Жильцы сидели и ждали, пока их дом сгорит; рядом с пожаром сидеть было не так холодно.
Все вытаскивали свой жалкий скарб, и пожар никто не гасил. Дома горели постоянно — то в одном, то в другом месте… Я помню, как горел поразительно красивый дом на Кирочной, по дороге к Таврическому саду. Большой, великолепный дом, состоявший из нескольких корпусов (теперь он восстановлен). Я помню, как страшно, как долго он горел.
В блокадном Ленинграде ужасно расплодились крысы — свирепые и очень умные твари. Они ели и трупы: в пустых, полностью вымерших квартирах находили тела, объеденные крысами.
Когда умер папа, я была на увольнительной. Он перестал дышать, и я поняла: все кончено.
Три ночи и два дня я сидела с ним, а крысы шуршали, возились и пищали в темных местах. Они боялись только света коптилки. Когда я задремывала, коптилка начинала гаснуть — и они с шорохом приближались; когда подправляла фитилек и пламя чуть-чуть разгоралось — они отступали. Я видела их блестевшие в темноте глаза. Я так боялась, что они бросятся на меня… Почему я не сразу пошла к папе на работу? Не знаю. Сидела в оцепенении. Мама в это время на пару дней ушла к себе — хотела взять еще что-то из вещей.
Наконец я сообразила, что надо идти к папе на работу и там просить помощи.
Папина работа находилась на Исаакиевской площади. Почти рядом была гостиница «Астория», в этом здании раньше было германское консульство. Я пришла туда днем. Там было несколько его молодых сотрудников. Двое бывали у папы дома.
— Папа?
— Да.
— Подожди. Мы поможем.
Действительно, они пришли. Сделали и привезли гроб, сколотили санки из лыж. Мне все время казалось, что папе холодно. Холодно в гробу. Когда выносили гроб из подъезда, какие-то люди увидели и говорили: «Вот смотрите! Хотят еще как человека хоронить — в гробу».
Его сотрудники отвезли гроб на Охту. Я не могла дойти до Охты, очень уж была слаба. Сани из лыж они привезли обратно и сказали: «Если будет возможность эвакуироваться, мы вас найдем».